Евфросиния Керсновская
Сколько стоит человек
(Повесть о пережитом)
Тетрадь десятая. 1952–1955.
Под «крылышком» шахты
Итак, годы тюрьмы позади. Я на воле. Свобода! Только можно ли это назвать свободой? Я шагаю сквозь метель и ветер по огромному пустырю, на котором из неглубокого еще снега торчат пни. Тут была единственная в округе рощица лиственниц. Их безжалостно срубили, чтобы беглые заключенные не могли там прятаться. А ведь деревьям было лет по 400–500, и их было всего несколько десятков!
И вот я бреду по полю, утыканному пнями. На мне коротенькое платьице (единственная казенная вещь, не считая пары белья) и черный кожушок с воли, переданный мне Антошей Петкун. В руке — фанерный чемодан, в котором несколько медицинских книг (наследство доктора Мардны), карандаши, краски, черный комбинезон — память о шахте. И шубенный коврик. В кармане — 40 рублей и справка об освобождении, с которой я должна явиться в комендатуру и стать на учет, ведь я ссыльная.
Я свободна! Свободна ли?
За мной не ходит «попка с дудкой»; за «шаг вправо, шаг влево» никто не имеет права безнаказанно меня застрелить. Но такая «свобода» очень уж в кавычках. Я не сижу в клетке, но будто на привязи. Паспорта у меня нет; уезжать я права не имею и два раза в месяц должна отмечаться в комендатуре. У меня нет крыши над головой, но есть ядро, прикованное к ноге. Вот так надо понимать: «Я на свободе». И все же я не за решеткой и не за колючей проволокой, хоть ее кругом предостаточно.
Смеркалось. Выла метель. Крепчал мороз. Где проведу я ночь? Но «Бог не без милости, казак не без счастья, а свет не без добрых людей». Приют я нашла у той же Антонины Казимировны Петкун. Она сама ютилась «в углу»: в прихожей был отгорожен шкафом угол. Там, на полу, примостилась и я.
Для того чтобы устроиться на работу, нужна прописка. Неважно, что фиктивная. Такую липовую прописку устроила мне медсестра Калмыкова. И тогда я пошла устраиваться на работу. Куда? Ну, разумеется, на шахту.
Единственная женщина на шахтах
Начальник отдела кадров в управлении угольных шахт майор Левин принял меня «на рога»:
— На работу в шахты женщин мы не берем. Это исключено. И речи быть не может.
Пока я с ним препиралась, доказывая, что у нас равноправие и что я уже шесть лет в шахте проработала, вдруг дверь соседней комнаты отворилась, и в комнату вошел мой бывший начальник Коваленко.
— Послушай, — обратился он к начальнику отдела кадров. — Я эту женщину знаю. Бери, не прогадаешь! Она — прирожденный шахтер. Если б все женщины работали, как она, я бы всех мужиков к чертовой матери прогнал и одними бабами бы работал.
Так вопрос о моей пригодности к работе в шахте был решен. Начальник 15-й шахты сразу меня узнал (мы с ним тушили пожар) и взял очень охотно. На следующий день я уже работала скрейперистом на самом низком окладе, так как, будучи ссыльной, не пользовалась никакими льготами.
Одним из первых знакомых, встреченных мной в шахте после моего освобожения, был Колька Пяньзин, наш бывший коногон. Он еще был заключенным. Статья его, 59–3 (бандитизм с убийством), не мешала ему идти в гору. Работал он горным мастером на участке Корниенко, считавшимся всегда одним из лучших.
Мы, как старые друзья, кореши, сердечно поздоровались.
— Ну как, Колька, хороший у вас начальник?
— Мировой! Лучшего быть не может! Дай ему тыщу рублей — на все спирт купит! У такого — лафа. И работа так и кипит! Все так и рвутся!
Так вот в чем секрет успеха участка Корниенко… Единственным стимулом, побуждавшим людей работать (вольных, и тем более заключенных), являлся спирт.
На нашем участке начальником был Павлов, молодой специалист, только что окончивший техникум, совсем еще мальчик — спокойный, обходительный, старательный и справедливый. Как начальник, он был обязан проводить беседы со своими подчиненными. О том, что проводить беседу — это значит убеждать людей в том, что предписано «свыше», я не сразу догадалась. На первой же беседе я несказанно удивилась. Поведав о том, как у нас партия и правительство заботятся о шахтерах, Павлов продолжил:
— А теперь я вам расскажу, в каких ужасных условиях живут и трудятся шахтеры Франции.
«Молодец! — подумала я. — Такой молодой и уже успел побывать во Франции. Видно, проходил там практику».
— А когда вы были во Франции? И как долго?
— Никогда я там не был! И не желаю там бывать! — с негодованием воскликнул Павлов.
Все с удивлением посмотрели на меня. Только тогда до меня дошло… Видеть, узнавать — ничего не надо. Непреложной истиной является то, что нам говорит партия, то есть правящий класс.
Квартирный вопрос в самой острой форме
Я — работала. И работала как всегда хорошо, охотно. Но бытовые условия были у меня кошмарные. У Казимировны я не могла ютиться, к ней приходил ее кавалер — лагерный муж, и третий лишний был им ни к чему.
Если я работала ночью, то днем могла подремать в фойе кинотеатра, чаще всего ДИТРа. Но где выспаться, когда работаешь днем? Я нашла выход: в раздевалке бани, в отделении начальства (там мылась и я — единственная женщина на шахте) устраивалась на решетке, положенной на два смежных шкафа. Душно, сыро, с потолка каплет. Неудобно, но без сна, пусть даже такого, суррогатного, жить, а тем более работать, просто невозможно. Я знала, что рано или поздно получу место в общежитии, однако не торопила, не настаивала. Дело в том, что у меня не было ни простыни, ни одеяла, ни даже смены белья. Свои деньги из фонда освобождения я из гордости не взяла, а тех нескольких рублей, с которыми я вышла на волю, едва хватало на черный хлеб. В таком бедственном состоянии я не смогла бы появиться хотя бы у той же Веры Ивановны. Значит, надо было выкарабкиваться своими силами.
На первую свою зарплату я купила пару «солдатских» одеял, пару простынь, пару белья и пестренького ситца — застелить постель. Вскоре я получила место в общежитии — бывшем лагерном бараке из бутового камня с кирпичным полом и без потолка. Но мне все это казалось истинным блаженством!
В шахте наблюдалась большая нехватка грамотных инженерно-технических работников. Было решено подучить наиболее грамотных и способных, чтобы они могли быть горными мастерами.
Направили на учебу и меня.
Нас было 48 «студентов»: 47 мужчин и я. Аудитория находилась в учебном зале горноспасателей. Предметы — очень интересные, преподаватели — опытные и весьма эрудированные специалисты. Я занималась с огромным удовольствием, даже с увлечением, чего никак не скажешь о подавляющем большинстве «студентов».