А. Шиуков - Война в воздухе

Осенью «1914 года я ехал со своим самолетом на фронт. Только что началась первая мировая империалистическая война. В ней должен был принять участие и я.

До этой войны самолеты никогда и нигде еще не применялись для боя в воздухе. Поэтому, сидя в вагоне поезда, я даже не представлял себе, как буду драться с неприятелем. А драться — я был уверен в этом — обязательно придется.

Самолет, который я вез с собой на войну, не был приспособлен для воздушного боя. Каким жалким и смешным выглядел бы он рядом с современным военным самолетом! Он так же похож был на истребитель, как курица на хищного ястреба.

Мой самолет был неуклюж и громоздок. Он напоминал скорее этажерку, чем летательную машину. Да и мотор стоял на нем маломощный. Скорость самолета была небольшая — всего лишь семьдесят километров в час. Сидел я далеко впереди крыльев на двух жердочках, точно на шее у диковинной птицы. Сиденье было открыто со всех сторон, и я ничем не был защищен от непогоды. Встречный ветер пронизывал меня насквозь, хлестал по лицу. Приходилось крепко держаться рукой за стойку, иначе ветер сдул бы меня с сиденья.

Подо мной была бездна, готовая поглотить в любую минуту, стоило только запоздать с каким-нибудь движением при управлении самолетом. В полете я почти не видел своей машины: надо было посмотреть назад, чтобы увидеть кончики ее крыльев. Мои друзья ехидно спрашивали меня:

— Часто оглядываешься ты назад, чтобы убедиться, что машина действительно летит за тобой?

Никакого вооружения на самолете, конечно, не было, а кулаками в воздухе, сами понимаете, драться невозможно.

В царской авиации имелись и другие самолеты, но они недалеко ушли от моей неуклюжей птицы. Их скорость была сто километров в час. И вот на таких машинах приходилось нам летать в самом начале мировой войны.

Что же мы делали на фронтах? Мы залетали в глубь неприятельской страны и выслеживали там войска противника. Иногда сбрасывали маленькие бомбы на вражьи головы. И только!

О бое в воздухе с неприятельскими самолетами мы даже не помышляли.

И в начале войны мы отправлялись в полет совершенно безоружными. Зачастую не брали с собой даже револьвера.

Поэтому на войне в первые дни можно было наблюдать любопытную картину. В то время как на земле происходили кровопролитные бои, летчики совершали свои боевые полеты, словно в мирной обстановке. Встречаясь в воздухе, противники часто весело приветствовали друг друга, даже помахивали платочками. Обменявшись взаимным приветствием, они мирно расходились в воздухе, не мешая друг другу спокойно продолжать путь и работу.

Ясно, что так продолжаться долго не могло. Сначала стали обстреливать с земли пролетавшие мимо вражеские самолеты, а затем вооружили летчиков и заставили их вести настоящую войну с воздушным врагом.

Теперь противники, встречаясь в воздухе, уже не приветствовали друг друга, как это было в начале войны. Летчики вылетали, вооружившись револьверами и карабинами. Другого оружия на русских самолетах пока еще не было.

Однако трудно было в полете попасть из револьвера не только в неприятельского летчика, но и в его самолет — пули не долетали. И чаще всего враги обстреливали друг друга впустую.

В первые же дни войны с одним моим приятелем произошел забавный случай.

Как-то ранним утром, вылетев на разведку, он встретил неприятельский самолет. Недолго думая, он нагнал вражескую машину и, очутившись прямо над нею, пошел сопровождать ее. Австрийские летчики заняты были серьезным делом: они фотографировали наши позиции и никакого внимания на русский самолет не обращали. Расстояние между машинами не превышало 50—70 метров. Можно было разглядеть лица обоих летчиков.

Так они летели несколько минут. Но вскоре безмятежный и спокойный вид австрийцев, поглощенных своим делом, начал раздражать наших летчиков. Особенно злился летнаб — летчик-наблюдатель, сидевший на пассажирском месте в самолете моего приятеля.

— Негодяи! — кричал он во все горло товарищу, указывая на вражеских летчиков. — Сидят, как в театре, даже не посмотрят в нашу сторону! Я им напомню сейчас, что они находятся на войне.

С этими словами он выхватил из кобуры револьвер и, аккуратно нацелившись в летчика, начал стрелять. Австрийцы заметили это. Один из них — тот, что сидел на летнабовском месте, — начал отвечать из револьвера нашему наблюдателю. Второй же продолжал свою работу. Он только изредка доставал из-за пазухи револьвер и производил два-три выстрела вверх, по самолету моего приятеля.

Такое хладнокровное и невозмутимое поведение неприятельского летчика окончательно вывело нашего летнаба из себя. Он бестолку расстрелял все патроны. Австрийцы заметили, что у русских патронов нет, и, чтобы поиздеваться над ними, показали им язык и «нос».

Этой издевки летнаб стерпеть не мог. Он пришел в такую ярость, что перегнулся через борт самолета и с силой швырнул в австрийцев свой пустой револьвер.

Никелированный браунинг пролетел в стороне от неприятельского самолета и вызвал только злорадный смех австрийских летчиков.

Без хорошего оружия трудно было вести борьбу с неприятелем в воздухе. Между тем очень важно было не допускать полетов вражеских самолетов над нашей территорией. Если же неприятельскому летчику все же удавалось залететь к нам, надо было помешать ему возвратиться домой с секретными сведениями о наших войсках. И часто летчикам приходилось итти на любую жертву, только бы не выпустить врага из рук. Знаменитый русский летчик Петр Нестеров даже пожертвовал собой.

Это было примерно через месяц после начала войны.

Невдалеке от города Львова появился неприятельский самолет. Он направлялся к нам в тыл, где в это время перемещались наши полки. Эти передвижения производились в секрете, и противник о них не должен был знать. Надо было принять все меры, чтобы вражеский летчик не проник в этот район. Это хорошо знал Нестеров. И поэтому, когда послышался шум летящего вражеского самолета, он немедленно вылетел на своей машине навстречу неприятелю.

Все летчики и мотористы, находившиеся в это время на аэродроме, насторожились. Нестерова знали как человека храброго и решительного. Знали также, что летчик намерен во что бы то ни стало остановить врага.