Через годы и расстояния - Иван Терентьевич Замерцев

Иван Терентьевич Замерцев

Осенью 1944 года советские войска, быстро продвигаясь вперед, освобождали один за другим города и села Западной Украины. К тому времени у нас уже был солидный опыт ведения крупных наступательных операций. Мы не просто гнали врага на запад, но стремились зажать его в тиски, уничтожить как можно больше живой силы и техники. В районе Львова соединения 1-го Украинского фронта обошли с обоих флангов большую фашистскую группировку, насчитывавшую до ста тысяч солдат и офицеров. Бросая тяжелое оружие, гитлеровцы покатились к Карпатам, надеясь закрепиться в горах или уйти дальше, в Венгрию.

11-й стрелковый корпус, которым я тогда командовал, находился на левом фланге фронта. Мы получили приказ наступать параллельно Карпатам, чтобы отрезать пути отхода вражеской группировки. Наши дивизии быстро перегруппировались и приступили к выполнению новой задачи. Но тут произошло неожиданное. В наступление включился 4-й Украинский фронт, которым командовал генерал-полковник И. Е. Петров. Наша 1-я гвардейская армия генерал-полковника А. А. Гречко вошла в состав этого фронта.

Задача, стоявшая перед гвардейской армией, была изменена. 11-й стрелковый корпус получил новые указания, мы начали новый маневр, и наши силы растянулись в глубину более чем на тридцать километров. Корпус продвигался к дороге Львов — Ужгород, важнейшей магистрали, по которой отступала огромная немецкая группировка, стремившаяся во что бы то ни стало прорваться в Карпаты.

Выполняя приказ фронта, мы продолжали двигаться на запад в широкой полосе, а гитлеровцы накатывались на нас сзади. Положение стало критическим, и я забил тревогу: дал несколько шифровок командующему, послал радиограмму и лично члену Военного совета 4-го Украинского фронта Л. З. Мехлису.

Чтобы надежнее перерезать пути отхода гитлеровцев, правее нашего корпуса был введен в бой 101-й гвардейский стрелковый корпус. Однако противник нанес по нему внезапный фланговый удар и отбросил на двенадцать километров. В результате оказались открытыми фланг и тыл нашей 271-й стрелковой дивизии.

Фашисты попытались прорваться по дороге Львов — Мукачев, но встретили там упорное сопротивление частей 24-й гвардейской стрелковой дивизии, действовавшей уступом сзади. Командовал этим соединением опытный военачальник генерал-майор Ф. А. Прохоров. Его войска сумели отразить натиск противника. Поняв, что кратчайшим путем пробиться к Карпатам трудно, немцы свернули с дороги, и вся вражеская лавина обрушилась с тыла на 271-ю стрелковую дивизию, продолжавшую наступать на запад. Гитлеровцы отрезали эту дивизию от главных сил корпуса, и мы четверо суток ничего не знали о ней.

Что ж, война есть война, на фронте возникают иногда совершенно непредвиденные ситуации. Наступать — это не значит спокойно идти вперед. Дорога у нас была трудной, противник имел еще достаточно сил, чтобы наносить удары по советским частям. Но и наши люди были обучены всему, в том числе и оборонительным действиям во вражеском кольце.

Командира дивизии полковника Я. С. Шашко назначили на эту должность перед самым началом нашего наступления. Раньше он был заместителем командира этой же дивизии и хорошо зарекомендовал себя. За годы войны бывший шахтер Шашко не раз попадал в трудные переделки и с честью выходил из них. Полковник отличался принципиальностью, энергией, смелостью. Он хорошо знал своих солдат и офицеров, а они его глубоко уважали за справедливость и отзывчивость.

Шашко не подвел и на этот раз. Через четверо суток 271-я стрелковая дивизия вышла к главным силам корпуса. Бойцы уложили немало фашистских вояк и уничтожили солидное количество вражеской техники.

Дивизия сумела сохранить при этом 90 процентов личного состава. Мало того, был выведен почти весь гужевой и автомобильный транспорт. Правда, фашистским танкам все же удалось подавить часть артиллерии и нанести урон тылам дивизии, но в общем-то потери были не очень велики.

И командир, и офицеры, и солдаты показали себя с самой лучшей стороны: несколько суток сражались почти без отдыха и без пиши. Я приказал немедленно выслать к Шашко походные кухни из других дивизий. Но его бойцы так устали, что им было не до еды.

Оставалось только поблагодарить командира дивизии и весь личный состав за умелые действия в сложных условиях. Но получилось так, что я не смог ни увидеть полковника, ни выслушать его доклад.

Шашко выходил из окружения с последними подразделениями. Как только он пробился к своим, его сразу посадили в машину и повезли к командующему фронтом. Комдиву не дали даже переодеться. Грязный, в порванном обмундировании, с воспаленными от бессонницы глазами, предстал он перед генерал-полковником И. Е. Петровым.

Впоследствии Шашко рассказывал мне, что командующий фронтом встретил его хорошо, подробно расспросил о ходе операции, о принимавшихся им решениях, о настроении солдат и офицеров. Шашко доложил, что его полки разгромили много подразделений противника, выдвинутых для прикрытия флангов и тыла гитлеровцев, что с начала наступления 271-я дивизия уничтожила десятки вражеских обозов, захватила около ста орудий и до пяти тысяч пленных.

— Вот-вот, — сказал командующий. — Воевали вы неплохо, а чуть проворонили противника — и получили сдачу. Дорогая это наука! В следующий раз умней будете!

Генерал Петров распорядился выделить для укрепления дивизии двадцать орудий, автомашины и дал трое суток на отдых. Попросив передать благодарность офицерам и солдатам, командующий посоветовал полковнику Шашко немедленно зайти к члену Военного совета Мехлису.

— Что за бандит явился ко мне? — такими словами встретил Мехлис комдива Шашко, не дав ему даже представиться и объяснить, почему он оказался в штабе фронта в столь необычном виде. Впрочем, член Военного совета хорошо знал причину: разведчики, «схватившие» Шашко на передовой, говорили потом, что получили на это личное указание Мехлиса.

Такая встреча возмутила Шашко: он был из тех людей, которые проявляют мужество не только в бою...

— Во-первых, я не бандит, а полковник Советской Армии и командир двести семьдесят первой стрелковой дивизии, — резко сказал Шашко. — А во-вторых, прошу на меня не кричать!

Мехлис вскочил, но тут же остановился. Видимо, выражение лица человека, спокойно стоявшего перед ним, заставило Мехлиса сдержаться.

— Вон отсюда! Судить будем!

Вернувшись в корпус, Шашко сразу же пришел ко мне. Я успокоил его, сказав, что член Военного совета просто погорячился и что судить комдива не за что. Однако за грубость со старшим по званию он заслуживает строгого взыскания.

— Промолчать бы мне надо, —