Я бесконечно благодарен Иммануэлю Самойловичу Маршаку — без его участия этой книги не было бы вообще или она была бы совсем иной.
Особая благодарность Юдифи Яковлевне Маршак-Файнберг, Марии Андреевне Маршак, поведавшим мне много нового и интересного о Самуиле Яковлевиче.
Автор признателен внукам С. Я. Маршака — Алексею, Александру и Якову. Алексей Сперанский-Маршак, равно как и литературовед Эра Мазовецкая, помогал мне в поисках материалов о Маршаке в библиотеке Иерусалимского университета.
Я также благодарен В. Д. Берестову, В. Е. Субботину, В. И. Глоцеру, Р. М. Шавердовой], Б. И. Камиру, А. П. Межирову, Ю. Г. Круглову, Б. М. Сарнову, И. И. Эренбург за их советы и рассказы о С. Я. Маршаке.
Не хвастай, время, властью надо мной.
Те пирамиды, что возведены
Тобою вновь, не блещут новизной.
Они — перелицовка старины.
Шекспир
МОЙ ПУТЬ К ЭТОЙ КНИГЕ
(Вместо предисловия)
Нет карьеры поэта — есть судьба поэта.
Самуил Маршак
Со стихами Самуила Яковлевича Маршака я познакомился задолго до встречи с ним. Немало лет прошло с тех пор, но я хорошо помню ту мартовскую ночь 1944 года. Маленькая комната на окраине гетто в местечке Бершадь на Подолии. За окном — кусочек черного неба, усыпанного звездами. Мне кажется, что звезды золотыми угольками летят ко мне. В испуге я отворачиваюсь, но какая-то неведомая сила поворачивает мою голову снова к звездам, и теперь уже я лечу к ним. Закрываю глаза ладонями, но становится еще страшнее: снова вижу улицу гетто; тысячи скорбных глаз провожают взглядом арбу с телами людей, расстрелянных немцами. Все это я видел совсем недавно — днем… Я хочу уснуть, но не могу — сон убегает от меня. Открыв глаза, вижу над собой маму. Она гладит мою голову, слезы навернулись на ее печальные карие глаза. «Спи, спи», — шепчет мне мама. Она пробует отвлечь меня, что-то рассказывает, но сказки, которые я любил всегда и под которые так быстро засыпал прежде, в ту ночь не утешили меня… И вдруг мама своим теплым голосом читает мне стихи о несчастной обезьянке, привезенной матросом из жарких стран. Уже много лет спустя я узнал, что стихи эти читала мне мама на идише — по-русски я тогда еще не говорил, — оказывается, их перевел друг моего отца поэт и педагог Бениамин Гутянский и подарил моей маме, работавшей воспитательницей детского сада, еще до войны. Вскоре, когда меня определили в детский сад, я читал эти стихи на русском языке:
Сидит она, тоскуя,
Весь вечер напролет
И песенку такую
По-своему поет:
Чудесные бананы
На родине моей.
Живут там обезьяны
И нет совсем людей.
А в ту бессонную ночь, когда услышал их впервые на идише, случилось необъяснимое — я почувствовал, как ушло оцепенение, охватившее мою детскую душу…
Такой была моя первая встреча со стихами С. Я. Маршака.
Закончилась война. Минуло еще несколько лет нелегкого послевоенного детства. 7 ноября 1948 года, в 31-ю годовщину Октября, меня принимали в пионеры. До сих пор помню, с каким воодушевлением читал я в тот день стихотворение «Наш герб»:
Мы не грозим другим народам,
Но бережем просторный дом,
Где место есть под небосводом
Всему, живущему трудом.
Не будет недругом расколот
Союз народов никогда.
Неразделимы серп и молот,
Земля и колос, и звезда!
Текст этого стихотворения мне вручила пионервожатая, и только когда я прочел его «под бурные аплодисменты» одноклассников, наша учительница объявила: «Эти стихи написал замечательный детский поэт Самуил Яковлевич Маршак».
В тот день я попросил в школьной библиотеке книгу стихов Маршака, но на абонементе книг не оказалось — все были на руках. Заметив мое огорчение, первая моя учительница, замечательная Евгения Трофимовна Райская принесла мне из дома тоненькую книжечку, изданную после войны. На обложке я прочел: «С. Маршак. Сказки. Песни. Загадки». Вскоре я уже знал почти всю книжечку наизусть; и еще я почувствовал непреодолимое желание сочинять стихи. Когда учился в 5-м или 6-м классе, прослыл среди своих однокашников, да и во всей школе, поэтом. В нашем классе, где никого не обошли прозвищами (был у нас Ленька — паяльник, Ваня — Соловей-разбойник), мое имя казалось, забыли все, а я откликался на прозвище Ямб Хореевич. Стихи писал обо всем и обо всех: громил двоечников и космополитов (!), славил отличников и хорошую погоду.
Старшеклассники заказывали мне стихи для любимых, и я выполнял их заказы в течение одного урока. Хотя я был физически слаб, не боялся никого, даже Соловья-разбойника и «королей» школы — послевоенных переростков, севших за парту в «солидном» возрасте. Еще бы! По заказу Славы Воронина, прозванного Дубом, я написал «поэму», которую он выдал Наде Смотровой, самой красивой девочке в школе (в нее были влюблены все мальчики), за свою. В тот же день был удостоен ее поцелуя. И возник детский роман…
Я так много писал «по заказу», что не оставалось времени влюбиться самому. И все же «пора пришла». Я влюбился в Риту Иванову и посвятил ей стихотворение, отдельные строки которого помню и сегодня:
Среди трав в одичалом поле
Маргаритка росла одна.
Ветер ей напевал о раздолье,
Но не слушала пенье она.
А однажды сорвавшийся ветер
Маргаритку с собой унес.
Никого на пути не встретив,
Маргаритка грустила до слез…
С легкой руки Риты Ивановой стихотворение это стало достоянием всего класса. И тогда весь наш 6 «А» решил: дальше нельзя скрывать мой «талант» (а может быть, он гений!); нужно, чтобы обо мне узнали в Москве. Девочки аккуратным почерком переписали мои стихи из стенгазет, альбомов и послали это «собрание сочинений» из 27 стихотворений в «Пионерскую правду».
Долгим и томительным было ожидание ответа. На переменах дежурные отправлялись в киоск за свежим номером «Пионерки» и жадно искали в каждой газете мои стихи. Едва ли не в каждом номере были стихи — но, увы! — не мои.
Наконец, месяца через два, ответ из Москвы пришел. Очень короткий. Меня хвалили за искренность, умение видеть окружающую жизнь. Рекомендовали читать стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова. А печатать стихи еще рано…
Возмущению моих одноклассников не было предела. Кто-то предложил послать в Москву делегацию пионеров во главе с директором школы. Но до директора дело не дошло. Выход предложил мудрый и всегда спокойный Дима Мурзиди: «Нам может помочь только один человек на свете — Самуил Яковлевич Маршак».