Виктор Петелин
Жизнь Шаляпина. Триумф
Часть первая
Быть самим собой
Глава первая
«Хочу плыть по-своему»
После бенефиса Шаляпину ни минутки не дали отдохнуть… Водоворот, в который некогда его затянуло, по-прежнему яростно крутил его. Еще не остыв от волнений, испытанных во время спектакля и особенно после таких торжественно-громогласных тостов в ресторане Тестова, прозвучавших на всю Россию, Федор Иванович снова в пути – 6 декабря он уже в Петербурге принимает участие в репетиции концерта, а 7-го и в самом концерте-спектакле в пользу Русского театрального общества, который устроила М.Г. Савина в Мариинском театре: он и Собинов исполнили сцену Мельника и Князя из оперы «Русалка». В концерте участвовали также М.Н. Ермолова, Г.Н. Федотова, балерина Е.А. Гельцер. А вернувшись в Москву, 11 декабря – снова «Мефистофель», в бенефис М.А. Дейши-Сионицкой, исполнившей Маргариту в честь своего 20-летия сценической деятельности. Все участники – те же, что и 3 декабря, лишь 43-летняя Мария Адриановна вместо Габриэли Кристман… Вроде бы все сошло благополучно и на этот раз, много было вызовов, аплодисментов, но 13 декабря «Московские ведомости» опубликовали статью Н. Кашкина «Художественное недоразумение», в которой уничтожались как музыка, так и либретто оперы.
Странное впечатление произвела эта статья в театральных кругах, одни поддерживали основное ее направление, а другие резко протестовали. И никого из участников этой постановки, артистов, художников, дирижера Альтани, многих-многих поклонников, не оставила равнодушным. Может, на это и рассчитывал почтенный Николай Дмитриевич, обвиняя Большой театр за постановку оперы, в которой, дескать, выражено крайнее пренебрежение к «Фаусту» Гёте, и упрекая Москву за то, что она «отдала дань этому прискорбному течению, и теперь остается только забыть обо всей этой истории…».
Но самое поразительное, что Кашкин предлагал и Федору Шаляпину забыть об этой опере «и не тратить свой огромный талант на подобные изобретения человеческого недомыслия». Вот уж удивительная логика профессора Московской консерватории – хвалит образ Мефистофеля, созданный Шаляпиным, и тут же предлагает забыть его, как несоответствующий образу Гете. Ведь Мефистофель – это не только детище Гёте; сколько различных художников трудились над его созданием, и у каждого получался свой, чем-то отличающийся от других созданий творческого воображения. Нет уж, теперь Федора Шаляпина не сбить с дороги, выбранной им; он сам знает, что ему делать и как поступать в тех или иных случаях его беспокойной жизни.
Да и совершенно некогда размышлять над этой статьей Кашкина, так, пробежал глазами и отбросил, более важные, очередные заботы наваливались на него: на следующий день, 14 декабря, Федору Ивановичу предстояло сыграть роль Манфреда в драматической поэме Джорджа Байрона. Астарту исполняла Вера Федоровна Комиссаржевская, знаменитая артистка Александрийского театра. Правда, говорили, что она ушла из театра, собирается создать свой театр, но это уж ее дело. А вот декламировать стихотворный текст, обращенный в большей своей части ей, – испытание тяжкое: всем известно, как строга она к своим партнерам по сцене. Ну что ж… Федор Иванович любил помериться силами. Но то в опере, а тут совсем другие средства выразительности..
Единственное, что может спасти его в ее глазах, – это глубокая проработка роли, к которой он тщательно готовился… Ведь Александр Ильич Зилоти давно привлек Шаляпина к этой роли, она поразила его своей сложностью и романтическим трагизмом, глубиной философского замысла. Да и тот факт, что «Манфреда» перевел Савва Иванович Мамонтов, таким образом вернувшийся к театральной жизни, имел для Федора Ивановича большое значение… Как же не помочь утвердиться в новой роли литератора Наставнику недавних лет.
Большой зал Российского благородного собрания переполнен, затих в ожидании необычного выступления двух знаменитых артистов. Торжественно настроились хор Московского филармонического общества и вокальный квартет в составе Н. Салиной, Е. Збруевой, Д. Южина и В. Петрова. Зазвучала музыка Роберта Шумана и слова Пролога…
Шаляпину пришлось прочитать чуть ли не все произведения Байрона, чтобы глубже понять мятежный дух его героя. Почему Байрона влекли такие герои, как Гяур, Корсар, Прометей, которые не останавливаются ни перед чем, чтобы остаться свободными, даже перед преступлениями? Ведь и Манфред разрывает устоявшиеся обычаи, отказывается от власти, успеха, религии… Но он одинок в своей стихийной силе, никто ему не нужен в борьбе, никакие связи не удерживают его в мирской жизни…
Шаляпин знал, что Максим Горький – среди зрителей и внимательно слушает каждое им произнесенное слово, видит каждое его движение на сцене, а потому играл с особенным волнением. Утром следующего дня – повторение вчерашней программы. И снова среди зрителей строгий судья – Максим Горький. Конечно, он хвалил оба его выступления, но сам Федор Иванович не очень-то был доволен и с горьким чувством досады, что поторопился с выступлением, отбыл в Петербург – 18 декабря в бенефис хора давали «Мефистофеля» впервые на сцене Мариинского театра, к тому же и в присутствии императорской фамилии.
А 19 декабря – репетиция оперы «Жизнь за царя», почти год не пел эту партию в Мариинском театре, надо было хоть посмотреть, как ведут свои партии партнеры, особенно Иван Ершов, с которым давно не виделся на сцене.
Во время репетиции Шаляпин получил записку от Теляковского:
«Многоуважаемый Федор Иванович.
Не видал Вас вчера после спектакля, а потому не мог Вам высказать того высокого художественного наслаждения, которое я испытал во время спектакля «Мефистофеля». Приношу Вам мою сердечную благодарность за прекрасное исполнение. Государь император и государыня императрица остались вполне довольны Вашим исполнением – и мне об этом говорили, – считаю для себя приятным долгом Вам об этом сообщить.
С совершенным уважением и истинным почтением Теляковский».
Вроде бы уж и привык к подобным изъявлениям восторга его исполнением, но каждый раз узнать об этом все-таки приятно, тем более если удалось исторгнуть слова одобрения из императорских уст. А на словах чиновник, посланный с письмом, передал, что Теляковский ждет его завтра днем.
20 декабря, после репетиции, оставившей у Шаляпина двойственное впечатление, он зашел к Теляковскому, который тут же отпустил чиновника в вицмундире, о чем-то ему докладывавшего, и пошел навстречу знаменитому гостю.