Константин Станиславский - Переписка А. П. Чехова и К. С. Станиславского

Переписка А. П. Чехова и К. С. Станиславского

Переписка А. П. Чехова. В двух томах.

Том второй М., "Художественная литература", 1984

Составление и комментарии М. П. Громова, А. М. Долотовой, В. В. Катаева

OCR Бычков М. Н.

К. С. Станиславский – Чехову. Декабрь (между 15 и 23) 1900 г. Москва Чехов – К. С. Станиславскому. 2 (15) января 1901 г. Ницца К. С. Станиславский – Чехову. Январь 1901 г. Москва Чехов – К. С. Станиславскому. 15 (28) января 1901 г. Ницца К. С. Станиславский – Чехову. 20 октября 1903 г. Москва К. С. Станиславский – Чехову. 22 октября 1903 г. Москва Чехов – К. С. Станиславскому. 30 октября 1903 г. Ялта К. С. Станиславский – Чехову. 31 октября 1903 г. Москва К. С. Станиславский – Чехову. 2 ноября 1903 г. Москва Чехов – К. С. Станиславскому. 10 ноября 1903 г. Ялта К. С. Станиславский – Чехову. 19 ноября 1903 г. Москва Чехов – К. С. Станиславскому. 23 ноября 1903 г. Ялта

Станиславский (настоящая фамилия – Алексеев) Константин Сергеевич (1863-1938) – артист и режиссер, один из основателей и директоров Московского Художественного театра, с 1936 года народный артист СССР. Поставил, в сотрудничестве с Вл. И. Немировичем-Данченко, все первые чеховские спектакли в МХТ, исполнял роли Тригорина в "Чайке", Астрова в "Дяде Ване", Вершинина в "Трех сестрах", Гаева в "Вишневом саде", Шабельского в "Иванове". Автор воспоминаний о Чехове: "А. П. Чехов в Московском Художественном театре" и главы в книге "Моя жизнь в искусстве".

Первая встреча Станиславского и Чехова состоялась в конце 1888 года. До возникновения Художественного театра они изредка встречались в театрах, на различных деловых заседаниях и юбилеях. С творчеством Чехова Станиславский по-настоящему начал знакомиться, когда, побуждаемый Немировичем-Данченко, взялся за постановку "Чайки". Пьесы, по собственному признанию, он тогда "не понимал". "И только во время работы, незаметно для себя… вжился и бессознательно полюбил ее" и "сделался восторженным поклонником" таланта Чехова (Станиславский, т. 5, с. 331, 335).

Побывав на репетициях пьесы, Чехов "быстро понял, как усиливает впечатление" режиссура Станиславского (Немирович-Данченко, т. 1, с. 154). В Художественном театре Чехов увидел себя… вжился и бессознательно полюбил ее".

В процессе работы театра над двумя первыми чеховскими спектаклями драматург и режиссер практически не общались. Первые их письма друг к другу (сохранилось 17 писем Чехова к Станиславскому и 37 писем Станиславского к Чехову) не отражают сколько-нибудь важных моментов этой работы. Только при постановке "Трех сестер" переписка между Чеховым и Станиславским стала более регулярной. Хотя они и разошлись в видении отдельных сцен, в целом постановка "Трех сестер" в Художественном театре вызвала наибольшее удовлетворение у автора пьесы.

Несомненно родство Чехова и Станиславского в понимании назначения театра, в стремлении наполнить пьесу и спектакль большим жизненным содержанием, в неприятии "избитых театральных условностей", господствовавших в театре рутины и штампов. Говоря о своем месте в коллективной работе над чеховскими спектаклями, Станиславский по праву видел в себе "режиссера, способного передавать на сцене настроения поэта и раскрывать жизнь человеческого духа в его пьесах при посредстве своих мизансцен, определенной манеры актерской игры, новых достижений в области световых и звуковых эффектов" (Станиславский, т. 1, с. 235). Режиссер вместе с актерами смог уловить "чеховское настроение" и заразить им зрительный зал. Вместе с тем Чехов, как и Немирович-Данченко, не принимал в режиссуре Станиславского увлечения яркими формами внешней выразительности, в частности, разнообразными звуковыми и световыми сценическими средствами, в чем ему виделась подмена более тонких и сложных путей раскрытия авторского замысла.

Письма, посвященные последней пьесе, "Вишневому саду", отражают ту большую близость, "простые отношения", которые установились между Станиславским и Чеховым. Чехов посвящал Станиславского в ход работы над пьесой, а затем подробно обсуждал распределение ролей, особенности сценического решения. Он дает высокую оценку работе режиссера по художественному оформлению спектаклей ("Насчет декораций не стесняйтесь, я подчиняюсь Вам, изумляюсь и обыкновенно сижу у Вас в театре разинув рот"). Особенно важную для него роль Лопахина Чехов хотел доверить Станиславскому, считая, что только он смог бы показать всю сложность этого образа.

Станиславский был потрясен пьесой, его письма о "Вишневом саде" наполнены "безумными восторгами". Но уже в первых письмах наметилось расхождение с настойчивыми указаниями автора: "Слышу, как Вы говорите: "Позвольте, да ведь это же фарс…" Нет, для простого человека это трагедия". Чехову не суждено было дождаться настоящего успеха своей последней пьесы; спектакль принес ему огорчение и привел к суровому заключению: "…сгубил мне пьесу Станиславский…" Получается, таким образом, известный парадокс. Режиссерская индивидуальность Станиславского в первую очередь определила облик чеховских постановок Художественного театра. Эта постановки стали классическими, образцовыми, они до сих пор остаются непревзойденными по своему воздействию на зрителей. Чехов же до конца так и не согласился с режиссерской и актерской трактовкой, своих пьес Станиславским, Многое, конечно, объясняется тем, что Чехов не имел возможности участвовать в репетициях своих пьес и об их постановке чаще всего мог судить ко первым, несовершенным спектаклям. Но главное, уже через годы, объяснил сам Станиславский. В своей знаменитой книге, написанной почти через два десятилетия после смерти Чехова, когда чеховские спектакли Художественного театра давно выдержали испытание временем, он говорил о "неисчерпаемости" и "многоликости" Чехова, отнюдь не до конца освоенных в первых мхатовских постановках. "Вечно стремящийся вперед Чехов" обогнал, по его словам, развитие театра. Как завещание режиссерам и актерам будущего звучат в книге "Моя жизнь в искусстве" слова великого реформатора сцены: "…глава о Чехове еще не кончена, ее еще не прочли как следует, не вникли в ее сущность и преждевременно закрыли книгу. Пусть ее раскроют вновь, изучат и дочтут до конца" (Станиславский, т. 1, с. 277).

Декабрь (между 15 и 23) 1900 г. Москва

Глубокоуважаемый Антон Павлович!

Княгиня Софья Андреевна Толстая, поощряемая мужем, устраивает благотворительный концерт, в котором просит меня прочесть только что написанную Л. Н. Толстым повесть "Кто прав?". Не допуская в этом концерте чтения произведений современных авторов, кроме Ваших, княгиня, конечно, мечтает о сценах из "Трех сестер".