Гладков Федор Васильевич
Зеленя
Федор Васильевич ГЛАДКОВ
ЗЕЛЕНЯ
Рассказ
1
...Днем копали окопы за станицей, в поле, а ночью собрались все на площади, около ревкома. Солдаты пришли со своими винтовками и сумками и держали себя строго и деловито важно. Так они, вероятно, держали себя и на войне и эту привычку принесли домой. Парням выдали винтовки в ревкоме, и они долго не знали, что с ними делать: гремели затворами, вскидывали на плечи и целились в небо.
И не думалось, что там, за станицей, за далекими курганами и вербовыми балками, не торными дорогами, а зелеными овсами и озимями, саранчой ползут сюда белые толпы - офицеры, господа и казаки. Было все просто и обычно: тополи на бульваре чистят свои листья, как птицы, в раскрытом окне ревкома горит лампа, звенят колеса запоздавшей телеги, покрикивает паровоз на вокзале...
Все эти люди с винтовками - свои ребята. Всех их Титка знал с самого детства. Днем, когда они рыли окопы в поле, в зеленях, они делали это так же истово и заботливо, как и обычную работу по хозяйству, и говорили не о белых, не о борьбе, а о своем, о маленьком, о простом и понятном - о земле, о хозяйстве, о своих недостатках. Вот и теперь они собрались здесь, будто на артельный деревенский труд.
Огненная полоса из раскрытого окна падала прямо на тополь в палисаднике. С одной стороны он горел, а с другой был черный. Через дорогу перекидывалась ветвистая тень и пропадала во тьме площади. На лилово-пепельной дороге стоял пулемет. На корточках, опираясь на ружья, сбились в кучу солдаты и говорили, как надо делать "чертову поливку".
В комнате горела висячая лампа с белым абажуром, похожим на макитру. Сосал, как всегда, мокрый окурыш брат Никифор Гмыря, предревкома, натужливо кашлял и разговаривал с солдатами, которые стояли перед ним.
Солдат Шептухов, бывалый веселый парень, подмигивал в сторону Гмыри и смеялся.
- Как по чертежу разъясняет... Башка. Любому охвицеру даст сорок очков вперед. Знай наших!
Около крыльца Титка наткнулся на человека с винтовкой. Стоял он как-то скрючившись, словно мучился в лихорадке. Это был учитель Алексей Иваныч, у которого еще недавно учился Титка.
- Вы зачем сюда пришли, Алексей Иваныч? Да еще больной: идите домой! Вам здесь нечего делать.
Учитель строго спросил его:
- А кто тебе, мальчишке, позволил взять винтовку? Тебе надо в конники играть, а не с беляками драться. И я не болен. Я задумался - даю себе отчет в прожитой жизни.
Титка взволновался: как же это можно, чтобы Алексей Иваныч пошел в окопы? Он - учитель и человек уже пожилой: у него уже седеют волосы, и всем известно, что у него чахотка.
- Я пойду к брату, Алексей Иваныч, и скажу ему, чтобы он вас домой отправил и винтовку отобрал.
Учитель вспылил и стал как будто выше ростом.
- Ты не посмеешь это сделать, Тит. Белогвардейцы мне такие же враги, как и тебе, как всем этим людям. Я вас всех учил мужеству и не жалеть жизни за правду. Как же я смогу отойти в сторону? Ты подумай! Наоборот, я должен идти впереди всех.
О чем думать? Ведь все так ясно и просто: все - вместе, все - свои, и так спокойно и хорошо на душе.
- Алексей Иваныч, тогда я с вами пойду... в одном отделении.
- Ну, что же... пошагаем... Все равно ведь домой тебя не прогонишь. Теперь и ребятишки - бойцы революции.
С вокзала, от броневика, приехали двое верховых - матрос и мальчик с ружьем за плечами. Матрос пристально оглядел всех, вытянулся, отдал честь и засмеялся.
- Ну, вояки-забияки! братишки! готовь оружие! Беляки очень интересуются, как вы их встретите - с трезвонами, с поклонами или пугаными воронами?
Кто-то сердито крикнул:
- Боевыми патронами... а тебя на акацию за твою провокацию!
Матрос засмеялся и даже икнул от удовольствия.
- Вот молодчаги, братишки! Под стать нашей моряцкой удали...
И он скрылся в дверях ревкома.
Титка подошел к лошадям. Взмахивали мордами кони, раздували ноздри и храпели. Кожа у них лоснилась и переливалась перламутром. Он гладил их и похлопывал по спине, между ногами, по крупам, наслаждаясь упругой теплотой мускулов. Вспомнил о своем рабочем пузатом гнедке. Хрумкает он сейчас месиво под навесом.
Мальчишка озорно хлестнул его нагайкой и, как взрослый, строго прикрикнул на Титку:
- Не тревожь лошадей, лопоухий! Отойди в сторону! Как ты винтовку держишь, дуболом?
- А ты что за блошка? Скачет блошка по дорожке, споткнулась через крошки - бряк!
- А ты - мозгляк! Ты - мазун, а я в революции - уже год. Из дому бежал, школу бросил... У меня отца расстреляли в Харькове... железнодорожника. И я сказал себе: буду их колошматить, как крыс... до конца! И вот этой винтовкой сам застрелил двух белых офицеров. И буду бить... бить их!.. до последнего!
"Какой злой!" - подумал Титка и доверчиво улыбнулся парнишке.
- Неужто тебе не страшно... ежели - в упор?
Мальчик посмотрел на него сбоку, по-птичьи:
- Что значит - страшно? Страшно, когда ты - один, безоружный, а на тебя лезет орава чертей. Но я и тогда плевал бы им в морды... потому что я ненавистью сильный... и у меня - революционная идея.
2
Выступили взводами один за другим. Шептухов командовал отделением, где были Титка и учитель. Они были вместе, плечом к плечу. И Титке казалось, что они идут не в бой, а в поле, на ночевую. Солдаты тихо переговаривались и вспоминали германский фронт,
Нигде по станице не было огней, как это было обычно в весенние ночи, и всюду во тьме жутко таилась густая тишина. Еще недавно около ветряков ежевечерне пели девчата, и тогда казалось, что звезды слушали их и смеялись.
Теперь здесь по дороге солдаты отбивали шаг и сдержанно перекидывались словами:
- Вот окаянные куркули! Как вымерли... Поди, оттачивают кинжалы...
- То-то и оно; оттачивают и офицерью подначивают. А генеральство чешет - не успевает салом пятки намазывать.
- А ты думал как? С народом никакая сила не справится. Генералы да эксплуататоры были - и нет их. А народ живет и множится. Он - как земная растения: сколь ни топчи, ни ломай ее - она растет еще гуще. Народ - сила вечная, неистребимая. И чего только они, эти беляки, лютуют? Ведь черти не нашего бога! Все равно им - конец... никакие антанты не помогут!
Шли по улице и зорко глядели по сторонам: хаты во дворах, в садах и акациях, дышали, как притаившиеся звери. Каждый ожидал, что в этой непроглядной тьме вдруг вспыхнет выстрел и пуля пронижет одного или нескольких человек.
Шептухов, пробегая перед взводом, бормотал шуточки, ободряя бойцов:
- Ну, други, подтяните подпруги! Крепче винтовки, ребята! Придем в окопы - не будьте остолопы: будьте зорки в своей норке. Ползет саранча истребляй саранчу огнем и свинцом, чтобы саранча дала стрекача... Не впервой и врага отражать и в атаки ходить. Хоть и мы умели драпу задавать, да в нашем деле сейчас мы можем стоять только до последнего патрона, до последней гранаты. Стоять будем до смерти, как черти, а драться за жизнь, за свободу, за Ленина! Не забывай: бей без промашки - в сердце, в лоб, чтобы мордой в гроб.
