Комдив еще долго делился с нами своими мыслями и опытом, переведя разговор в дружескую беседу. После этого дня он часто бывал у нас на аэродроме и уже никто его "не боялся", наоборот, видели в нем чуткого и умного старшего товарища.
Рождение боевого экипажа
Дивизия продолжала пополнять свой самолетный парк. Часть опытных летчиков поехали за новыми машинами, а другая группа направилась, чтобы получить старые машины из авиамастерских. Я был рад, когда узнал, что в ржевскую группу включили Костю Шуравина и меня.
За день до отъезда комдив собрал всех летчиков и подробно разобрал все допущенные ошибки прежней перелетной группы. Чтобы не повторить их, мы перед вылетом приступили к теоретическим и практическим занятиям по самолетовождению в закрытой кабине. И это, безусловно, в дальнейшем сыграло свою роль.
Прилетели на место на Ли-2 под вечер. Наша группа состояла из шести летчиков во главе с командиром эскадрильи, инженера и трех механиков. Нас поместили в общежитие недалеко от аэродрома. Заняв койки и оставив зимнее летное обмундирование, мы пошли ужинать. В столовой висело объявление, приглашавшее в клуб на концерт. Внизу мелким шрифтом сообщалось, что после концерта будут танцы. Пошли всей командой во главе с комэском.
Когда прибыли в клуб, то свободных мест там уже не было. Несколько рядов стульев были не в состоянии вместить всех желающих, и поэтому большая толпа ожидала концерт стоя. Мы тоже прислонились к стенке недалеко от двери. Собственно, клуб представлял собой большую комнату. Сцены не было, и артисты, выходя из дверей, исполняли свои номера в пространстве между дверью и первым рядом стульев. Поэтому мы и те, кто пришел позже нас, оказались почти за спиной у актеров. Но они привыкли к такой ситуации, выступая в различных прифронтовых условиях, и это им нисколько не мешало. Зрители дружно приветствовали каждое выступление актеров.
Уже прозвучали романсы Глинки и Рахманинова, стихи и злободневные басни, веселые боевые частушки, когда конферансье объявил, что сейчас перед нами предстанет фокусник-иллюзионист. Все, и дети, и взрослые, любят, когда их обманывают, но не исподтишка, а при всем честном народе, да еще не одного, а всех сразу. Это, оказывается, нисколько не обидно, а даже интересно и весело.
Зал зашумел, зааплодировал. В дверях появилась фигура, закутанная в черный плащ. Не доходя трех шагов до первого ряда, фокусник остановился и широким взмахом руки в белой перчатке сбросил черный плащ на пол. Перед нами предстала красивая, стройная, молодая блондинка в черном фраке, в цилиндре, с тросточкой в руке. Это неожиданное и приятное "превращение" вызвало бурные рукоплескания. Ну, а дальше все, что ни делала симпатичная иллюзионистка, принималось на "ура".
Закончив очередной номер и выждав, когда стихнут аплодисменты, она обвела лукавым взглядом зрителей и игриво спросила:
- Кто из присутствующих желает помочь показать следующий фокус? Нужен один смелый и сообразительный мужчина.
Все заулыбались, но никто не тронулся с места. Очевидно, полагали, что все здесь смелые и сообразительные, а ведь требовался только один. Возможно, поэтому, а может быть, еще по какой-то причине, только как ни уговаривала иллюзионистка, как ни стыдила, никто не выходил.
Показав всем шарик, продемонстрировав, как он свободно передвигается по веревочке, волшебница бросила один конец на пол и наступила на него. Другой конец был у нее в руках. Вертикально потянув веревочку, она отпустила шарик, и он скользнул к ее лакированной черной туфельке.
- Теперь, - обратилась она к Феде Садчикову, - я прошу вас, поднимите, пожалуйста, шарик и скажите: "Шарик, шарик, останься на месте!".
Федя собрал все свое мужество и, насупившись, нагнулся к лакированной туфельке. Затем, подняв шарик, он довольно внятно произнес:
- Миленький шарик, останься на месте!
Какое-то мгновение он задержал руку на шарике, а потом отпустил его. И о, чудо! - шарик застыл на месте, не соскользнул вниз. Зал разразился аплодисментами. Блондинка с благодарностью хотела взять руку своего помощника, но Федя, ни на кого не глядя, уже шагал к нашей стенке.
Это было единственное Федино выступление со сцены в качестве артиста. Но он его хорошо помнит до сих пор...
Следующий день выдался солнечным, морозным. Облачившись в теплое летное обмундирование, мы бродили по аэродрому в ожидании, когда наше руководство утрясет вопрос с авиамастерскими о получении машин. На стоянках аэродрома стояло много разных самолетов, но наше внимание особенно привлекли три "Боинга" и "Бостон", стоявшие в стороне. Мы с интересом разглядывали авиационное новшество - трехколесное шасси с передней выпускающейся ногой. Такого еще никто из нас не видел.
Вдруг где-то рядом заухали пушки. Им ответили орудия с дальнего края аэродрома. Что такое? Высоко в небе послышались хлопки зенитных разрывов. Задираем головы и отчетливо видим маленький силуэт двухмоторного самолета, за которым тянется белый инверсионный след. Фашист! Да как высоко идет! Тысяч восемь метров наверняка будет. Разведчик...
Наши зенитки буквально надрываются. К ним присоединяются батареи, расположенные в городе. Стреляет только тяжелая зенитная артиллерия - слишком высоко идет стервятник. Но зенитные разрывы ложатся до обидного далеко в стороне от вражеского самолета.
- Да, если он вернется на свою базу, жди ночью бомбежки, - мрачно подытожил Садчиков. - Вон сколько самолетов на аэродроме.
Тут подошел наш капитан и сообщил, что самолеты, которые мы должны получать, еще не готовы и придется ждать здесь дня три-четыре.
- Ну вот, ребята, скучать не придется, - "успокоил" нас Федя. - Наверняка доведется поглядеть, как немцы будут бомбить этот аэродром.
К сожалению, Федя оказался прав. На третью ночь мы проснулись от грохота крупнокалиберных зениток, трескотни пулеметов. Среди этого грохота прорывался вой сирен. В дверях что-то кричали. Мы повскакивали с коек и в темноте (свет в здании был выключен) начали поспешно одеваться. В дверях появился человек с фонарем. Он приказал всем быстро следовать за ним. Схватив комбинезон и шлемофон, я кинулся за остальными. Мы хотели быстро выскочить на улицу, но в дверях стоял часовой и никого не выпускал. Нас по тревоге направили в подвал, где было оборудовано бомбоубежище.
Утром выяснилось, что ни одна бомба на территорию аэродрома не попала. Вражеские летчики сбросили четыре "свечки", но зенитки-малокалиберки буквально тут же расстреляли их. Поэтому бомбить аэродром гитлеровцам пришлось в полной темноте. К тому же зенитчики поиграли у них на нервах - оттого они и промахнулись, побросав бомбы где попало.
