И вот долгожданный час настал. Нас торжественно провожали. На плацу был построен весь личный состав школы. Полковник Попов и батальонный комиссар Аристархов произнесли напутственные речи. Мы в ответ заверили товарищей, что на фронте не посрамим чести нашей школы, что задание партии и правительства выполним!
Через два дня мы приехали в тот город, где формировалась наша истребительная часть. Еще издали заметил наспех замаскированные самолеты И-15 "бис". Видимо, будем воевать на них.
Бывалые летчики, уже понюхавшие пороху, проводя меня с чемоданом в дверь, тут же незамедлительно стали изощряться в остротах:
- Эй, парень, куда это ты с таким пульманом собрался?
Понятное дело - авиация без шуток не может, и шутников во все времена на аэродромах хоть отбавляй. Но как бы там ни было, мне стало неловко, и уже на следующий день я поспешил избавиться от "пульмана" и лишних вещей. Себе оставил только пару белья да фотоаппарат "ФЭД", с которым я впоследствии прошел всю войну и который мне помог многое сохранить на память.
Фронтовики нас встретили дружелюбно. Распределили по эскадрильям - и началась наша новая жизнь. Мы готовили материальную часть, расчищали взлетно-посадочную полосу, которую все время заносило снегом...
Время было трудное. Полеты производились редко: не хватало горючего, запасных частей. А тут еще мартовская слякоть, грязь, перемешанная со снегом.
Унты и одежда у нас были вечно мокрые, а за день так находишься, что к вечеру еле добираешься до койки. На наш вопрос "Почему мало летаем?" майор из штаба недовольно буркнул:
- Погодите, налетаетесь еще!
Каждый вечер, сгрудившись у старенького репродуктора, мы слушали сводки Совинформбюро, спорили, обсуждали создавшуюся обстановку. Бои на всех фронтах шли по-прежнему ожесточенные.
Я, как и большинство из нас, все время думал о фронтовой жизни, рвался поскорее начать боевые дела. Но вот к нам приехал начальник штаба полка и зачитал приказ Верховного Главнокомандующего, в котором говорилось: всех летчиков-инструкторов, прибывших в марте, вернуть обратно в свои школы.
Это известие свалилось на нас, как снег на голову. И хотя мы понимали, что возражать и доказывать что-то бесполезно, - приказ есть приказ, - все же попросили командование полка повременить денек-другой: может, в Москве передумают - все бывает! - летчики-то очень нужны фронту.
- Вот именно, очень нужны фронту, - отпарировал начальник штаба полка. - Так что езжайте и готовьте летчиков фронту.
Как же мы теперь будем смотреть в глаза своим товарищам, когда вернемся в школу? Но ничего не попишешь - приказ! Как назло, и документы на этот раз нам выдали тут же, незамедлительно, без всяких проволочек. А мы еще надеялись: пока оформят документы, пока то, да се... А там глядишь... Но ничего этого не случилось, и пришлось нам возвращаться обратно.
Настроение у всех было пресквернейшее. Но мы зря расстраивались. В школе нас встретили как фронтовиков, хотя ни одного вражеского самолета мы не видели, даже в воздухе.
Командир эскадрильи майор Михайлов сказал:
- А мы знали, что вы вернетесь - и ваши группы курсантов снова закреплены за вами.
Вскоре мы привели себя в порядок, успокоились: кто-то ведь должен, действительно, готовить летные кадры для фронта.
И все же вышло по-нашему! Правда, не сразу, но вышло. Как-то нам, "горемыкам", поручили перегнать самолеты УТИ-4 на один из аэродромов, расположенных на юге страны. Здесь находился центр комплектования и пополнения фронтовых частей летным составом. Был, это, своего рода, перевалочный пункт летчиков. И с кем ни поговоришь - каждый уверен, что без него фронт не обойдется и что именно ему кто-то из штаба обещал ускорить оформление в боевую часть. Мы сдали самолеты и ждали оформления документов, прислушиваясь, кто что говорит.
- Ну вот что, хлопцы! - сказал как-то один из нашей группы, Дубровский. - Победителей не судят. Давайте, пока мы здесь находимся, потревожим начальство, "постучимся", может, и нам откроют? А выгонят - так выгонят, нам не привыкать!
Так мы и постановили. И уже на следующий день с утра обратились к начальнику штаба запасного авиаполка со своей просьбой, рассказав ему по порядку всю историю, приключившуюся с нами.
- Ну и народ! - сокрушенно покачал он головой. И к нашей неописуемой радости вдруг сказал:
- Хорошо. Обещаю. Заберем вас в действующую авиацию! Только сразу это сделать пока невозможно. Сейчас у нас организуются ККЗ - курсы командиров звеньев, хотите там заниматься? Начало занятий со следующей недели.
Хотим ли мы? Что за вопрос? Конечно. Мы с радостью согласились. Наш острослов Ахапкин тут же расшифровал ККЗ по-своему - "кое-как зацепились!".
Начальник штаба свое слово сдержал, и через несколько дней мы приступили к занятиям. Они были организованы хорошо; проводили их опытные фронтовые летчики и инженеры. Учеба нас захватила, особенно нам нравилось изучать тактику воздушного боя и использование самолетов различных типов в воздушном бою.
Недели две спустя нашу группу вызвали утром в отдел кадров полка. Начальник отдела кадров сказал, что с нами желает побеседовать командир штурмового полка. Встреча с ним состоялась в тот же день. Мы, конечно, догадались, что нам будут предлагать перейти в штурмовую авиацию, которая уже тогда становилась грозной силой в борьбе с наземными войсками фашистских захватчиков.
Командир штурмового полка оказался опытным боевым летчиком и хорошим агитатором. На его груди сверкали орден Ленина и три ордена Красного Знамени. Он радушно встретил нас в штабе, познакомил с летчиками своего полка, у которых на гимнастерках, как и у него, сверкали ордена и медали.
Тут, в части, мы неожиданно для себя увидели портрет нашего товарища по Ульяновской школе Сынбулатова. На его груди было немало орденов. Внизу под портретом надпись, говорящая о том, что этот летчик является гордостью полка. Сынбулатов смотрел на нас с фотографии и точно спрашивал: "Что задумались, друзья? Профессия штурмовика не хуже профессии летчика-истребителя!" Командир полка повел нас к самолету Ил-2, показал нам его, сообщил тактико-технические данные и боевое применение.
- Это, товарищи, грозная машина, фашисты называют ее "черная смерть". Летчик-штурмовик, как никто другой, видит плоды своей работы, видит панику и ужас в фашистских колоннах. Его, как родного брата, любят и ждут наши пехотинцы.
Так говорил командир полка, и мы почувствовали, что он по-настоящему влюблен в свое оружие и в совершенстве владеет им.
- Ну что, товарищи, кто желает в наш полк? Мы быстро переучим - и на фронт!
Тут же несколько наших товарищей дали согласие перейти в штурмовой полк. Командир с радостью принял их.
