Во время падения я, наверное, летел с широко открытыми глазами и видел, как вокруг меня вращается земля, небо и все остальное. Видимо, я сильно вращался, когда падал. Не забыв о том, что нужно выдернуть ручку троса парашюта, за которую крепко держался правой рукой, я не замедлил и сильно дернул ее от себя. В это мгновение я почувствовал сильный толчок. Впечатление было такое, как будто меня сильно тряхнули, схватив за шиворот. Опомнившись от этого толчка, я почувствовал, что вишу на парашюте и медленно спускаюсь к земле. Внизу подо мной спускался и мой друг Гречушкин. Посмотрев вверх и убедившись, что купол моего парашюта полностью раскрыт, я крикнул ему:
— Яков Калиныч! Как там у тебя? Ты жив?
— Все хорошо! А здорово как! Ох, как хорошо лететь! — ответил он.
Так, перекликаясь друг с другом, мы приближались к наступающей на нас земле. Вспомнив все правила приземления, я потянул стропы и на полусогнутых ногах приземлился. Удар был довольно сильным, но я удержался на ногах и, быстро погасив купол парашюта, стал его собирать в чехол. Оглянувшись, я увидел, что и Гречушкин, метрах в пятидесяти от меня, тоже собирает свой парашют. В это время подбежал инструктор и поздравил нас с отличным приземлением. После уборки парашютов нас построили и перед строем зачитали итоги проведенных тренировочных прыжков. Нам с Гречушкиным за отлично исполненные прыжки выдали значки парашютистов. Теперь, как нам сказали, мы стали опытными парашютистами. Что, конечно, на самом деле было далеко не так. Но была война, и тренироваться много не было времени. Возбужденные от успешно совершенных прыжков, мы возвращались в расположение своей части.
Пока мы учились в парашютно-десантном батальоне, на Южном фронте шли кровопролитные тяжелые бои. В конце июля 1942 года немецко-фашистские войска начали наступление. 25 июля противник форсировал реку Дон и начал быстрое продвижение своих танковых армий на Краснодар и Ворошиловск (Ставрополь). Наши войска, не выдержав натиска врага, особенно танковых сил, стали отходить на юг и юго-восток. Мощные удары вражеской авиации нарушили управление войсками фронта, поэтому отдельные части и соединения отходили, не оказывая врагу серьезного сопротивления. За двое суток враг продвинулся на 80 километров.
Наш батальон в Краснодаре оказался под угрозой разгрома быстро приближающейся к нам фашистской армией. Нам было приказано срочно подготовиться к эвакуации в Армавир. Погрузив все свое парашютное хозяйство в товарные вагоны, мы 2 августа 1942 года выехали в сторону Армавира. Состав двигался очень медленно, часто останавливаясь и подолгу простаивая в пути. Железная дорога вся была забита поездами, двигающимися в сторону узловой станции Кавказская. Не доезжая километров трех до этой станции, мы увидели, как на нее налетела немецкая авиация и бомбила скопившиеся эшелоны. Только через час после этого налета нашему составу было разрешено двигаться к станции. Во время частых остановок состава из нашего взвода дезертировал его командир.
Должен сказать, что еще перед эвакуацией нашего батальона из Краснодара я был вызван к командиру, который мне приказал перейти в другой взвод и назначил командиром одного из его отделений. Таким образом, мы с моим другом Гречушкиным оказались в разных взводах, и это для нас было большим ударом. Мы практически лишились возможности общаться друг с другом. По правде сказать, мне очень не хотелось быть командиром отделения, но приказ надо было выполнять.
Вернемся снова к нашему передвижению по железной дороге. Мы ехали на одной из железнодорожных платформ, сидя прямо на военном оборудовании и имуществе. Перед въездом на территорию станции Кавказская кто-то из нас запел «Катюшу».
Дружно подхватив эту песню, мы уже въезжали на разрушенную и горящую станцию. Никогда не забуду лица одного из железнодорожников, который стоял на левой стороне пути и сокрушенно качал головой, когда мы с песней проезжали мимо него. В его лице выражалось и горе, и неодобрение, что мы отступаем без боя, да еще и поем песни. Увидев этого железнодорожника и горящие кругом разбитые вагоны, мы сразу притихли, нам было очень стыдно за песню, которую мы только что пели. Наш состав почему-то был задержан на довольно длительное время. А остальные эшелоны с различным оборудованием, имуществом и эвакуированными женщинами и детьми, которые находились сзади нас, пропускали вперед мимо нашего состава. Мы увидели, как прошли два санитарных состава с ранеными. Вот уже и все составы прошли, а мы еще стоим. Нас это насторожило, мы недоуменно переглядывались друг с другом и строили всевозможные догадки.
К сожалению, я плохо знал моих товарищей в отделении, так как познакомился с ними только несколько дней назад, когда был назначен командиром отделения. Плохо знал и командира взвода, который дезертировал. Надо было что-то делать. Я посоветовался с товарищами, и мы решили доложить командиру роты о его дезертирстве. В это время к нам подсел молоденький и очень худой младший лейтенант. Он сказал нам, что, окончив военное училище, был направлен в одну из частей действующей армии, но ее не нашел, так как фронт был прорван и была полная неразбериха, поэтому он и решил пристать к нам. Доложив командиру роты о дезертирстве командира взвода, я рассказал и об этом младшем лейтенанте. Командир роты вызвал его, проверил документы и предложил ему быть зачисленным в нашу роту. Тот дал согласие и стал командиром нашего взвода. Я совсем не обрадовался этому назначению, так как мне не внушал доверия этот молоденький офицер.
Пока наш состав стоял на станции, командиру батальона было приказано выделить группу опытных подрывников и заминировать железнодорожный мост через реку Кубань, который находился на юго-восточной стороне этой станции. Через некоторое время было дано разрешение двигаться нашему эшелону. Поезд медленно прошел по заминированному железнодорожному мосту и в километре от него остановился. Настроение у всех было подавленное, так как самим пришлось взрывать мост, но, видимо, на фронте дела были совсем плохие.
Прогремели один за другим тяжелые взрывы. Мост рухнул в реку. Бегом к нам приближались подрывники. Было около пяти часов дня. Наш состав медленно двинулся в сторону Армавира. Мы проехали районный центр Гулькевичи, потом, проехав еще несколько километров от этого города, состав остановился и дальше не пошел. Нам сообщили, что путь на Армавир разрушен, так как немецкая авиация сильно бомбила находящуюся впереди нас станцию Отрадокубанскую.
Наш состав стоял в поле. Командир батальона приказал всем сойти с поезда и занять круговую оборону вокруг эшелона. Наш взвод занял оборону на небольшой высотке юго-восточнее эшелона. Мы выкопали глубокие одиночные окопы, что оказалось очень своевременно, так как примерно через час после остановки нашего поезда налетели три немецких бомбардировщика и стали бомбить и поезд, и окопы. К счастью, ни одна из разорвавшихся бомб в цель не попала и никакого вреда ни нам, ни нашему эшелону не причинила. Очень хотелось пить, но нигде поблизости не было воды. Недалеко от нас находилось поле с арбузами. Я послал двоих своих товарищей за арбузами, которыми мы не только утолили свою жажду, но и умылись их соком. Наступила тревожная ночь. Где-то у нас в тылу во многих местах горели какие-то населенные пункты и склады. Были видны огненные взрывы, это, видимо, горели цистерны с бензином.
