Ознакомительная версия.
Хоровое образование в Советском Союзе было поставлено на высочайшем уровне, и поэтому группу предполагалось набрать из универсалов – выпускников или студентов дирижерско-хоровых отделений, которые умели все: играли на фортепьяно, могли исполнять партии с листа, что очень важно, так как профессиональный музыкант – тот, кто может сыграть партию по нотам с партитуры. Аналогичные требования предъявлялись к вокалистам: мы должны были соответствовать такому же уровню музыкальной подготовки. Далее начался ликбез: с нами занимались джазмены, которые учили понимать джазовые «закорючки», блюз, основы джазовой гармонии. Саульский уделял этому вопросу пристальное внимание и даже привез из Праги несколько учебников по вокалу. В такой обстановке родился оркестр.
Нас приняли, потом отвергли, потом снова приняли, потом хотели разогнать, поскольку выяснилось, что Тамара Алибакиева, Лариса Змеевская и я учились в Гнесинке и не имели права работать. Я, по крайней мере, учился на вечернем отделении, а они – на дневном, где с этим было строго. По утрам мы репетировали в Союзе композиторов, днем посещали лекции, а вечером снова шли на репетицию. Сказать по совести, мне было очень непросто, ведь я еще и работал по распределению после училища в детской хоровой студии – преподавал детишкам сольфеджио. В училище у нас был свой коллектив, но пройти жесткий отборочный конкурс удалось только нам с Мишей Денисенко.
Когда все уже было поставлено на профессиональный уровень, нас решили расформировать, а девчонкам влепили строгие выговоры в Гнесинке. В результате меня выжили из Гнесинского училища – умышленно (по приказу свыше) начали ставить «неуды», и мне пришлось покинуть заведение, в которое я с таким трудом поступил.
Дело происходило летом 1966 г., после утверждения биг-бенда. Зародились внутренние конфликты, особенно у женской четверки. Нам пришлось нелегко (я говорю «нам», так как мы все являлись участниками процесса): и Юрию Саульскому, и Эрику Тяжову – знатоку вокального искусства, потрясающему пианисту и аккомпаниатору, воспитавшему ансамбли «Улыбка» и «Советская песня», а также причастному к созданию квартета «Аккорд». Тяжов был, пожалуй, единственным специалистом по вокальным ансамблям, в прошлом он работал музыкальным руководителем у выдающихся людей – Эдуарда Хиля и Иосифа Кобзона. К сожалению, Эрик серьезно заболел, и в нашем девичьем стане неурядицы вышли из-под контроля. Мы озадачились поиском нового контингента для женской непрочной половины коллектива. Был объявлен негласный конкурс, так как официально мы этого сделать не могли. Юрий Сергеевич с Эриком Ивановичем решили создать небольшую группу стажеров и посмотреть, что из этой затеи получится.
В стажерскую группу попала и Валя Толкунова. Она училась в Московском институте культуры на платформе «Левобережная». Нашел ее участник первого состава Слава Толмачев. Он ездил по институтам, высматривая подходящую кандидатуру, и пригласил Валю попробовать свои силы у нас.
На прослушивании вместе с Эриком Ивановичем, который приходил на репетиции, несмотря на болезнь, присутствовали все участники ВИО-66. Тяжов не советовал принимать ее в коллектив, объясняя свою позицию тем, что у Вали недостаточная подготовка и, скорее всего, ей будет крайне сложно справиться с интенсивностью и темпом репетиций.
Несколько слов о восхитительном Эрике Тяжове, оказавшем Саульскому и всем нам неоценимую поддержку в становлении биг-бенда. Он потрясающе разбирался в людях; мог выгнать с репетиции, не церемонясь, а потом позвонить и сказать: «Я прощения просить не стану. Ты выучи-ка свою партию и больше не приходи неподготовленным. Да, и вот еще что: не опаздывай!» Девочки от него ревели, но половина женского состава была в него безумно влюблена. Он доводил до истерики в считаные минуты. Эрик Иванович был прямым, жестким человеком с потрясающей силой воли. Мы все как один обожали его.
Итак, выбора у нас фактически не было: найти кадр в неизвестный оркестр представлялось непростой задачей (слова «раскрутка» вообще не существовало, ведь в 1966 г. по телевидению транслировалась одна-единственная программа). «Сарафанное» музыкальное радио тоже не работало. Одним словом, найти замену по ряду причин было крайне сложно.
В качестве стажера Валя поехала с нами в пробную поездку в Рязань, а тут и Лариса Змеевская собралась уходить из коллектива по личным причинам. Все решилось само собой.
Не устаю повторять – были другие времена. У нас в коллективе даже свадьбы в поездках играли, и это было в порядке вещей. С нами работал тогда еще неизвестный Вадим Мулерман, приехавший из Тулы, из оркестра Анатолия Кролла. Платили в региональных оркестрах мало, сущие слезы, и многие стремились в Москву, в московский оркестр. Разница в деньгах составляла двадцать рублей – сумма немалая (сто тридцать рублей вместо ста десяти). Я делаю акцент на деталях, чтобы стало ясно, насколько иной была ситуация в те годы и что значило место в любом, даже незнаменитом музыкальном коллективе столицы. Если музыкант не спивался (и не доводил дело до увольнения за профнепригодность), то он осознавал, что его место – на вес золота. Любимчиков тогда не было, в отличие от сегодняшнего дня, когда сплошь и рядом на сцене непригодные к профессии люди. В те годы «ремесленников от музыки» вообще не было, да и коллективов существовало немного.
Толкунова очень хотела закрепить свои позиции в нашем коллективе и, будучи еще стажером, сказала как-то раз моей супруге, рядом с которой сидела на репетиции: «Любочка, как же я мечтаю здесь петь!»
Валя была симпатичной, доброжелательной девочкой, но первое время сильно отставала от нас – сказался недостаточный уровень музыкальной подготовки, как и предрекал Эрик Тяжов. Мы все без исключения испытывали трудности, постигая основы настоящего джаза и специфической манеры исполнения, но ей было труднее всех. Славе Толмачеву посоветовали позаниматься с Валюшей, поднатаскать ее, чем он и занялся, но дело шло не так быстро, как хотелось.
Все разрешилось в поездке в Рязань. Юрий Сергеевич проникся чувствами к Толкуновой, и дальше началась совершенно другая история. Как было композитору совместить любовь и работу? Это сложный момент в жизни любого руководителя коллектива. Координировать работу оркестра – совсем не то же самое, что управлять крупным производством; ведь это живой организм, состоящий из творческих людей со своими нюансами, особенностями, ревностью. Для Юрия Сергеевича началась другая жизнь, когда весь состав узнал об их отношениях с Валей. Ему было труднее, чем кому-либо. Сложность состояла в том, что Толкунова заметно отставала от прочих участников в профессиональном смысле, но была при этом любимой женщиной руководителя, которого мы чуть ли не обожествляли. Такое положение вещей вызвало страшный антагонизм. Но Валя оказалась мудрой: она стала заниматься с ярым рвением, денно и нощно.
Ознакомительная версия.
