В пять лет мы начали учить Борю музыке. В гостиной у родителей Бориса стояло пианино, и к нам еженедельно приходил учитель, который давал Бореньке частные уроки. За один год они прошли трехлетнюю программу. Учитель сказал, что мальчик у нас очень способный. Но, как только мы переехали в другую квартиру, возможности играть на пианино не стало — просто-напросто не было инструмента. Я просила друзей-музыкантов помочь приобрести недорогое пианино, но они меня отговаривали. «Ты видишь, сколько наши дети занимаются? — говорили они. — Ты хочешь из него профессионала сделать? Зачем ему учиться играть на рояле? Чтобы затем поражать девочек фокстротом? Перебьется». Так пианино у нас и не появилось. А может быть, Борис Гребенщиков сейчас бы симфонии писал.
Я рисовала модели с манекенщиц. Их одевали в образцы одежды, мы зарисовывали, нужно было сделать всего два наброска в день, это было плевым делом. Большая часть рабочего дня была свободной. Я сидела в творческом кабинете вместе с коллегами, мы беседовали, читали книги, листали французские журналы. Работа была очень веселой, но со строгим расписанием. Необходимо было к восьми утра ехать с Московского проспекта на Невский и до пяти часов вечера строго находиться на рабочем месте.
Абсолютно неожиданно для меня Боря в пять лет начал читать. Еще раньше он просто рисовал буквы. Я думала, он меня разыгрывает своим чтением. Но когда, читая про себя, он рассмеялся, я поняла, что все по-настоящему. Мама показала Боре, как читать, а дальше он самостоятельно научился.
«Алые паруса» Грина произвели на Борю огромное впечатление. Красота поступка героя запала ему в душу. Прочитав книгу, он весь сиял.
По телевизору Боре нравились фильмы про военных и про войну. Он начал писать с обложек воображаемых книг. У меня многие эти каракули сохранились. «Подвиг летчика» — писал Боря на одной стороне листа. На другой подписывал: «Цена 1 рубль». Откуда он брал эти идеи, я не знаю.
Собираясь гулять вместе с кузиной Танечкой, Боря брал с собой автомат и метелку. Таня сердилась и приговаривала: «Или ты дворник, или военный». «Я военный дворник!» — отвечал ей Боренька.
Как-то на столе я увидела письмо в конверте. На нем Бориной рукой было написано: «Москва. Кремль. Хрущеву». Я испугалась. Поспешно открыла конверт и прочитала: «Дорогой Никита Сергеевич! Я все про вас знаю. Я знаю, что будет совещание на высшем уровне. Давайте переписываться». Ни подписи, ни обратного адреса Боря не поставил, это меня успокоило. Как раз тогда должно было состояться парижское совещание на высшем уровне, но Хрущев его отменил.
***
На следующее лето, когда Боре было шесть лет, мы начали снимать дачу в Белоострове. Неподалеку от нашего дома располагалась военная часть. Как-то раз мы увидели военных на поляне. Боря пришел в такой восторг! Он помчался к ним, стал им петь и танцевать. Молодые ребята от души радовались такому развлечению, а командир части сказал сыну, что, когда он вырастет, может прийти к ним.
У Бориса в это же время была командировка на Северный полюс, со специальным заданием, связанным с эксплуатацией советских подводных лодок. Когда он вернулся, то сразу же поехал на дачу. Боренька издалека увидел отца, приближающегося к дому, и закричал:
«Миленький, любименький, как долго я тебя ждал. Сладкий мой!» Мы с бабушкой очень удивились, так как никогда не замечали за Борей подобных приливов нежности. Он побежал к отцу навстречу. Как оказалось, Борис просто-напросто нес в руках арбуз. Именно на арбуз так импульсивно отреагировал Боря…
В конце пятидесятых у некоторых наших друзей начали появляться машины. Мы не могли себе этого позволить. Борька спросил: «А когда наша очередь подойдет?» Мы с мужем переглянулись, не зная, что ответить. Боря рассердился: «Вы что, очередь не заняли?» Он жутко расстроился. Чтобы его успокоить, я решила купить для него лотерейный билет за 20 копеек с машиной в качестве главного приза. Он засиял, шел по улице полный счастья. Я его предупредила: «Боренька, а ведь ты не обязательно выиграешь машину». Он удивился: «Как же не обязательно, если я купил билет?»
В пять лет я прочитала Боре вслух «Кондуит и Швамбранию» Льва Кассиля. Затем, поскольку Боренька уже начал читать самостоятельно, я решила подкладывать ему письма от Швамбранов с предложениями класть ответы на них в галоши под вешалкой. Через некоторое время он с горечью сказал:
— Никаких швамбранов нет.
— Почему? — не понимала я.
— Я кладу и кладу письма в галоши, и никто их не вынимает.
Это была моя вина. Я действительно забыла о том, что нужно вынимать письма, и не доиграла начатую игру до конца.
Однажды нам пришло письмо на имя Бори. Я открыла его и прочитала. «Дорогой Боря, других книг Жозефа Рани-старшего больше нет. Но тебе рано читать такие книги. Читай лучше „Как стать великаном"». Я удивилась и спросила у Бори, правда ли он писал письмо в издательство? Боря невозмутимо ответил: «Так в конце книги ведь было написано, что ребята могут писать отзывы по такому-то адресу. Я и написал».
Боря все время хотел скорее пойти в школу. У нас была игра: с портфелем Танечки он шел со мной за руку до ближайшей школы, заходил в нее на несколько минут, затем снова появлялся. Я ждала его у выхода.
В 50-60-е годы книг в свободной продаже не было. Начались подписки на издания. В очереди за подписным Жюлем Верном я, как сейчас помню, стояла всю ночь. Какая-то старушка проходила мимо и спросила: «Милые, а за чем это очередь такая?» Чья-то домработница, приплясывая от холода, фыркнула: «„Детей капитана Гранта" будем читать, бабушка». Так в нашем доме появились 12 томов Жюля Верна. Их и стал читать Боря.
В шестидесятом году мы приняли решение разъехаться с родителями мужа и съехаться с моей мамой, которая бы полностью взяла на себя заботу о внуке. Мы разменялись и переехали в Московский район, в двухкомнатную квартиру в доме на Алтайской улице, неподалеку от монументального здания Дома Советов. Боря жил в одной комнате с бабушкой, мы с мужем — в другой.
Первого сентября Боря пошел в школу. До этого он с упоением читал Верна, капитан Немо был для него кумиром. Поэтому я попросила мужа прислать Боре 1 сентября радиограмму от Немо. Боренька собирался, уже готов был идти на линейку, как вдруг раздался звонок. Вошел почтальон и вручил ему радиограмму. Прочитав: «Мой мальчик, с гордостью слежу за твоими успехами. Капитан Немо», Боря покраснел, затем побледнел. Я подумала, уж не перегибаю ли я палку своими фокусами. Потом мы отправились на праздничную линейку. А когда Боря вернулся из школы, я спросила его, как ребята реагировали на то, что капитан Немо прислал ему телеграмму. Боря расстроенно ответил, что никто из его одноклассников не знает, кто такой капитан Немо.
