Тяжело приходилось тем, кто не имел еще твердых взглядов, ясной программы, до конца определившихся убеждений, но кто искренне хотел разобраться в так называемых проклятых вопросах жизни, искал надежный политический компас, с тем чтобы направить свою жизнь по верному руслу. Найти такой компас было тем более трудно потому, что в литературе того времени преобладали упаднические настроения. Часть интеллигенции отходила от революционной борьбы. У неустойчивых элементов это вызвало растерянность, уныние.
Партия же рабочего класса, партия Ленина росла и крепла. Молодежь продолжала свои поиски и находила правильную дорогу в жизнь.
В одной из аудиторий Психоневрологического института происходило собрание совета сибирских землячеств. Обсуждался вопрос об участии студентов в общей революционной борьбе трудящихся России против царского самодержавия. Интерес к этому вопросу в высших учебных заведениях был настолько велик, что на собрание пришли представители и других землячеств.
Бурно проходило это собрание. Особенно разгорелись страсти, когда один из ярых академистов резко выступил против вовлечения студенчества в политическую жизнь страны.
Говорили все пылко, горячо, перебивая друг друга. Председательствующему едва удавалось сдерживать разбушевавшуюся молодежь:
— Прошу, друзья, потише и по очереди. Всем будет дана возможность высказать свое мнение.
— Я, господа, считаю, что задача землячеств — экономическая помощь студентам, а не революционная работа, — говорил академист. — Мы должны защищать интересы народа, оберегать его жизнь, а не вовлекать в авантюры во имя туманных целей. Да, господа! — истерически закричал он. — Все знают, чем кончались такие авантюры в пятом году, на Лене в двенадцатом году. Море крови, господа!! Мы не хотим крови! Довольно! Да! Надо убедить капиталистов отдать часть своих богатств беднякам. Но не силой оружия, а вдохновенным словом. Мы не должны допускать бойни в цивилизованном обществе.
— Какая чепуха! — возмущенно заметил студент в пенсне с металлической оправой. Это был Всеволод Сибирцев, отбывший заключение за участие в демонстрации против расстрела рабочих на Ленских приисках. — Что наш коллега предлагает? Нет, вы послушайте только, что он предлагает! Он хочет мирным путем, без борьбы заставить капиталистов облегчить жизнь народу. Да это же утопия! Бред! — горячился Сибирцев. — Только в борьбе можно свергнуть тиранов и построить новый мир.
— Позвольте мне, господа, — сказал бледнолицый блондин, поправляя длинными пальцами очки в золотой оправе. — Я не понимаю, господа. При чем тут борьба? Мы совсем не намерены ни с кем воевать. Мы мирные люди, студенты, мы приехали учиться, у нас землячество, содружество молодых индивидуумов, связанных, так сказать, географическими узами. И только. Мы внепартийная организация, созданная для помощи друг другу. А некоторые не в меру горячие головы пытаются сбить нас с правильного пути. Наше дело познавать науки, а не заниматься политикой.
— А кто же будет помогать народу? — вспылил Сибирцев.
— При чем тут народ? — недоуменно пожал плечами блондин. — Я за народ — пожалуйста. Думаю, в нашем землячестве не найдется индивидуума, который возражал бы против народа.
— Пустая болтовня! — решительно сорвался с места студент в темносиней сатиновой косоворотке. Это был Суханов. Горячо и страстно он начал доказывать, что новое всегда рождается только в борьбе.
— Мы не имеем права сидеть сложа руки, — говорил он, — когда народ переживает такой серьезный и знаменательный период своей истории. Мы должны активно участвовать во всей политической жизни страны. Посмотрите, что творится, вокруг. Разве можно забыть и простить самодержавию пятый год, убийства политических заключенных на нерчинской каторге, Ленский расстрел, карательные отряды?.. Ведь тысячи людей замучили, изувечили, осиротили, сделали нищими. А за что? За то, что они осмелились поднять свой голос против многовековой нужды и бесчеловечной эксплуатации. А вы хотите отделаться от политики, — бросил он в сторону студента в золотых очках. — Народ с презрением отвернется от вас. Ему не нужны сочувствующие. Ему нужны борцы. Кто не пойдет вместе с народом, того революция сметет с пути. Вот увидите…
На этом собрании присутствовал и Сергей Лазо. Он внимательно слушал все, о чем говорили студенты, и понял, что симпатии его на стороне тех, кто правду ищет в борьбе.
Домой Сергей в эту ночь не пошел — он жил далеко, — и отправился ночевать к своему кишиневскому приятелю Юрию Булату, который после окончания гимназии также учился в Петербурге.
В комнате Юрия Булата была койка, заправленная байковым одеялом, три-четыре стула, этажерка с книгами, самодельная вешалка из крученой проволоки, небольшое зеркальце на стене — типичная обстановка, в которой учились, жили, мечтали о путях в лучшее будущее многие петербургские студенты.
— Что с тобой? — спросил Булат, увидев своего друга взволнованным и возбужденным. — Уж не влюблен ли?
— Да-да… Кажется, да, — машинально ответил Лазо, продолжая думать о своем. — Понимаешь, Юрий? Я был сегодня на собрании сибирских землячеств. Там так горячо спорили — голова кругом идет. Было, конечно, о чем спорить. Не так все просто, когда речь идет о месте человека в жизни. Больше всего мне понравилось выступление Суханова. Очень интересный человек этот Суханов. Он так умно, правильно говорил. Когда я слушал его, то все время думал: «Вот человек, который знает, что делать, как жить». Я совсем не завистливый, зависть — плохое чувство, но ему я, кажется, завидую.
— Ты?.. Завидуешь? — удивился Булат. — Это на тебя не похоже.
— А знаешь, почему? Я позавидовал его сильной мысли, какой-то, по-моему, упорной воле, страстному чувству, а главное — тому, что он нашел уже себя. У него ясная дорога, а у нас с тобой пока ее нет. Мы все возмущаемся несправедливостью, ищем чего-то, фантазируем, мечтаем, а куда итти, как жить, что делать, чтобы перестроить все по-новому…
— Позволь, позволь, — прервал его Юрий. — И наша дорога, по-моему, вполне ясна. Получим высшее образование, многое узнаем, а там видно будет, что делать и как жить, чтобы бороться за правду, за справедливость. Ты ведь и сам говорил об этом, когда поступил в институт, помнишь?
— Ну говорил, думал, а теперь вижу, что был не прав, — сказал Лазо. — Нельзя отгораживаться от жизни студенческим мундиром.
— Учись, пока молод, потом не наверстаешь, — возразил Булат. — Тем более, что учиться тебе легко. У тебя мама, имение. Каждый месяц тебе присылают деньги.
