- Ничего, полежи немного, - услышал он чей-то голос. - Пройдет, только дыши глубже.
Над Эрнстом нагнулся тот самый молодой парень, который первым заговорил с ним.
- С непривычки это почти со всеми бывает, потом втянешься.
Эрнст понял, что лежит на мешках, рядом с доской. По ней по-прежнему, натужно покряхтывая, взбегали грузчики.
- Спасибо, - сказал Эрнст, приходя в себя. - Не ожидал, что здесь так тяжело.
- Тяжело, - усмехнулся парень. - Да тут настоящая костоломка. По вечерам кажется, будто тебя весь день лупили палками. - Он помог Эрнсту встать. - А куда денешься? На другую работу без специальности не берут, вот и приходится тянуть это ярмо, иначе сдохнешь с голоду.
Вечером, едва волоча ноги, Эрнст все же доплелся до театра Друкера. И скоро забыл об усталости. Спектакль захватил его. И публика тоже пришлась по душе. Большинство зрителей были портовиками. Происходящее на сцене они принимали как саму жизнь и на речи героев отвечали криками угрозы или одобрения. Когда друг и соратник Вильгельма Мелькталь (он же Эрнст Друкер), подняв над головой копье, воскликнул:
- Мы беззащитны?! Для чего ж тогда
Нас тетиву натягивать учили
И тяжкою секирою владеть?! –
зал разразился рукоплесканиями. А последние слова Телля: «И слугам всем дарую я свободу!» - и вовсе потонули в громе неистовых аплодисментов. Эрнст тоже хлопал так, что горели ладони. После окончания спектакля он отправился за кулисы.
Друкер в протертой бархатной куртке с черным галстуком отдыхал на деревянной скамье, на которой недавно восседал Вильгельм Телль. В руке он держал кружку пива.
- А, тезка! Как тебе наше действо?
- Замечательно!
- Располагайся рядом со мной и рассказывай. Вот тебе стул.
- О чем? - спросил Эрнст.
- О себе. Все - о себе! - Глаза Друкера за стеклами очков смотрели тепло и участливо. - По-моему, мы уже друзья, верно?
И Эрнст, который скорее откусил бы себе язык, чем стал кому-то жаловаться, вдруг выложил незнакомому, в сущности, человеку, всю свою незатейливую историю: из-за чего поссорился с отцом, как попал в ночлежку и как, работая сегодня в порту, потерял сознание. Друкер слушал, не перебивая и не задавая вопросов.
Когда Эрнст замолчал, Друкер спросил:
- Ты слышал о таком понятии - максимализм? - Краем уха.
- Так вот, если говорить попросту, то максимализм - это до предела доведенная требовательность, беспощадность и даже жестокость к себе и другим. В особенности - к другим. Это я о черте характера. Чаще всего она свойственна людям твоего возраста. Молодежь вообще любит рубить сплеча: это - черное, это - белое, и никаких полутонов. Либо все - либо ничего. Но с возрастом это проходит. Мы учимся понимать людей и прощать им мелкие слабости и недостатки.
- Это хорошо?
- Что? - не понял Друкер.
- То, что максимализм с возрастом проходит. - Эрнст даже подался вперед, ожидая ответа. - Что же вы молчите?
- Дай подумать. Вопрос непростой... Мне лично кажется, что человек в каких-то самых главных вещах, именно - главных, должен и в зрелом возрасте оставаться максималистом. А в других, частных случаях нужно все-таки быть терпимым и не считать себя непогрешимым судьей. - Друкер пытливо посмотрел на Эрнста. - Вот ты осуждаешь отца: старался сделать из тебя торговца. А ты хоть раз пытался влезть в его шкуру? Ведь он работает как вол, а ты ему говоришь: «Мне твоего ничего не надо!» Это ему приятно слышать? Ведь он действительно для тебя старается. Вот обзаведись сначала семьей и потом уж суди отца по всей строгости. Молчишь? Что ж, помолчи и подумай на досуге, всегда ли ты сам бывал прав?
- Я подумаю.
- А теперь у меня есть предложение, - продолжал Друкер. - Иди работать к нам.
- Вы серьезно? - Эрнст от радости даже вскочил со стула.
- Абсолютно серьезно. Будешь выполнять всякие поручения по сцене. Только заработок у нас незавидный. Сам понимаешь, театр для рабочих, поэтому билеты дешевые. Ну что, тезка, согласен? - Друкер потрепал Эрнста по плечу.
- Я-., я не знаю, как вас благодарить, - пробормотал Эрнст, еще не веря такому везению: ведь он каждый день сможет бесплатно смотреть все спектакли! Разве это не счастье?
И опять, как вчера, он шел по ночному Гамбургу. Но теперь его больше не одолевали мрачные мысли. Он был не одинок. Рядом шагал добрый и отзывчивый человек.
Эрнст Друкер жил с матерью в крохотной полуподвальной квартирке в районе Альтона.
Мать Друкера, худенькая шустрая старушка, встретила гостя так, словно они были сто лет знакомы. Пока оба Эрнста мыли руки, она постелила на стол две большие салфетки, положила на каждую из них вилку и нож старинной работы. Ужин был скромный: жареная рыба с картошкой и кофе «по-венски» - сваренное на молоке.
«Да, небогато они живут, - думал Эрнст, разглядывая старенькую мебель. - У меня отец не режиссер, простой лавочник, а питаемся мы куда лучше. Да и обстановку не сравнить. Разве это справедливо?»
- Давай ешь, чего задумался? - Друкер подмигнул Эрнсту. - Сейчас покурю - и на боковую, время позднее, а завтра с утра репетиция.
Эрнсту постелили в соседней комнате. Диван был мягкий и удобный, но отчего-то не спалось. Перед глазами вставал весь этот длинный суматошный день, мелькали лица и припоминались недавние разговоры. «Молодежь вообще любит рубить сплеча: это - черное, это - белое, и никаких полутонов, - снова прозвучал голос Друкера. - А ты хоть раз пытался влезть в шкуру отца?»
* * *
«...Нет, нельзя так распускаться, - убеждал он себя, глядя бессонными глазами в темноту ночи. - Ведь постоянно, хронически не высыпался. Вот сейчас бы и наверстывать».
Но сон не шел.
Тускло засветилось окошко под потолком его одиночной камеры.
Проблески утра. Уже 23 мая.
«Настанет ночь, и осуществится мой побег. Свобода! Я буду свободен! Но как, как все это произойдет?»
Второй день в тюремном дворе не появлялся тот человек.
Эрнст Тельман повернулся на бок. Заскрипели жесткие пружины.
«Что я должен делать? Я буду одет. Я готов к возможной физической борьбе. Что еще?»
Он закрыл глаза, тверже сжал веки.
«Нет, не засну. Что же, совершим следующее путешествие в прошлое».
...Долго ли продолжался его конфликт с отцом?
Окончательное примирение состоялось в 1907 году, когда он вернулся в Гамбург, отбыв недолгую военную службу в Шлезвиг-Гольштейнском девятом полку тяжелой артиллерии. Значит, только через пять лет Эрнст вернулся в отцовский дом. До этого у родителей он бывал лишь как недолгий гость: в их и сестры Фриды дни рождения, на праздники, когда выпадал заработок побольше и он приносил матери какой-нибудь подарок...
