Теперь, когда я знаю, что вовсе не обязательно долгое время жить в таком отвратительном месте, как Ковентри, которое к тому же расположено очень далеко от моря, я сожалею о времени, проведенном там. Поездка по Азии воскресила меня. Оказавшись в Австралии, я решил начать жизнь заново. Я ходил с опущенными рукавами, вынул из уха все серьги, кроме одной, купил приличный джемпер, написал резюме и стал искать работу.
Вместе с Джо я поселился в Сиднее в квартире, расположенной позади полицейского участка Кингз-кросс. Крис снял комнату в паре кварталов от нашего дома и вскоре стал встречаться с девушкой из соседнего туристического общежития. Австралийское турне Гая обернулось катастрофой: Лорейн вернулась в Англию – где чуть позже они и поженились, – и какое-то время он спал у нас на кушетке.
Друзья помогли мне сбросить с плеч скопившуюся на них тяжесть, и я был безмерно счастлив. Кингз-кросс оказался чудным местом. Бары работали допоздна, а на улице всегда было полно вышибал и проституток. Я запросто мог сходить на концерт какой-нибудь группы в клубе за углом, но ни разу не воспользовался такой возможностью; я мог пить сутки напролет, но и этого соблазна мне удалось избежать. Я несколько раз выходил за гамбургером в четыре утра и ни разу не свернул в бар.
Сидней был полон возможностей, и уже через четыре дня я нашел работу. За год до того, как оставить Англию, я окончил краткие курсы помощников редактора и теперь с удивлением обнаружил, что способен что-то делать. Помощники редактора пишут заголовки и сочиняют подписи к фотографиям. Они проверяют факты, изложенные журналистом в материале, орфографию и синтаксис и делают так, чтобы статьи помещались в отведенное для них место. Помощнику редактора необходимы отменное знание языка, текущего положения дел и чувство юмора. Если не считать способности открывать пивные бутылки зубами, то именно эти качества всегда были моими козырями.
В своем вымышленном резюме я сообщал, что работал помощником в газете Кейта Грозного. Во время собеседования на должность корректора я познакомился с кротким южноафриканцем по имени Джим и сообщил ему, что только что приехал в Австралию, а ранее работал помощником редактора. Сраженный моим английским акцентом, образованием и необычайно приличным внешним видом, Джим взял меня на работу. У него были и другие причины принять меня. Мы работали в отделении набора дизайнерской фирмы, которая раньше выпускала упаковки для каш и напитков. Не так давно на голову наборщиков свалилась проблема – издание журналов, и мой вымышленный опыт работы должен был пригодиться им в общении с новыми клиентами.
В те годы дизайнеры и журналисты еще не использовали компьютеры. Наборщики укладывали оттиск, устанавливали длину строк, выбирали подходящий шрифт и привносили свои собственные ошибки. Корректор должен был поддерживать контакт с заказчиком и проверять работу наборщиков. После этого корректура и исправленные колонки отсылались редакторам.
Сначала корректура показалась мне успокаивающим благородным занятием. Я работал в тихой комнате вместе с южноафриканцем Джимом и еще одним южноафриканцем, тоже Джимом. Джимы были разделены непреодолимым барьером личных и политических противоречий. Каждый из них верил, что он гораздо профессиональнее и душевнее другого. Один из Джимов оставил свой дом, потому что не мог видеть, в каком положении находится чернокожее население, второй, как мне кажется, потому что чернокожие больше не хотели оставаться в прежнем положении. Разность потенциалов меж двух Джимов постоянно электризовала воздух в нашей тихой комнате, каждому из них было гораздо приятнее разговаривать со мной, чем со своим соотечественником. Они гордились своей профессией, были дружелюбны и любезны. Старому Джиму было около пятидесяти, молодому – лет тридцать. Оба, казалось, готовились работать здесь всю оставшуюся жизнь. Оба ушли из типографии через шесть месяцев.
Компания располагалась на Сурри-хилз, где вокруг штаба империи Руперта Мердока группировались мелкие издательства. На нашей улице находились как минимум четыре небольшие типографии, три паба и клуб. Между ними были разбросаны магазины одежды или импортных товаров и последние промышленные предприятия, когда-то преобладавшие в том районе.
Набор шрифта – мужская профессия. Некогда шрифт был чем-то реальным, чем-то, что можно было подержать в руках и нужно было набирать, один за одним, на талер с горячим свинцом. Дни горячего металла, когда буквы танцевали вверх и вниз, окончились с появлением фотонабора, вытеснившего старые методы.
Фотонаборщики сидели за компьютерными панелями, которые выглядели так, как в шестидесятые представляли рабочее место будущего: маленькие экраны в больших рамах, массивные клавиатуры и мерцающий шрифт. Ядром системы был огромный и таинственный механизм, содержавший наборы шрифтов (гарнитуры) на больших вращающихся барабанах. Но при этом типография все еще сохраняла элемент осязаемости – когда наборщику требовалось поменять шрифт, ему приходилось переставлять барабан.
Я ничего не знал о работе корректора, если не считать отрывочных сведений, полученных мною на курсах помощников редактора. С обложки словаря я ксерокопировал список корректорских знаков и спрятал его под рабочий стол. Дни текли неспешно, мелочи жизни типографии действовали на меня успокаивающе. Я был рад, когда научился различать шрифты, определять их семейства, на глаз различать размер точки или междустрочного пробела. Мне нравилось делать пометки (этот способ общения наборщика и редактора теперь уже утрачен). Я чувствовал, что наконец-то нашел себе достойную профессию, спокойное место, где можно было отдыхать, сохраняя при этом чувство собственного достоинства, – но это ремесло уже тогда начинало постепенно отмирать.
Я пил пиво вместе с работниками соседних компаний и обменивался с ними затаенными опасениями относительно скорого краха нашей индустрии. Ходили слухи, что любой школьник при помощи «Эппл-Макинтош» и без громадных машин может делать то же, что и мы.
Я знал, что газетные журналисты уже умели создавать страницы, готовые к печати, самостоятельно. Их технология была фантастически дорога, но позднее ее скрестили с тем, что теперь называется домашним компьютером. Народившийся в результате этого эксперимента ублюдок подрос и уничтожил всех нас. Мы опасались, что такие программы, как «Вентура» или «Пейдж-мейкер», заменят редакторов, а функция проверки правописания сделает никому не нужным труд корректоров. Я не мог понять, насколько наши опасения были вызваны пьяным беспокойством (наборщики пили вместе с нами), а насколько – грустным процессом упадка индустрии, посему задался моральной стороной проблемы.
