Мало быть сильным, надо опустить весло и поднять его после гребка почти вровень с водой и одновременно со всеми. Иначе…
— Свистать всех наверх! С якоря сниматься!
И вот воспитанники-практиканты уже самостоятельно, без кадровых дядек-матросов, штурмовали бизань-мачту «Боярина», а затем и парокорвета «Варяга» — предшественника легендарного крейсера русского флота.
Море учило, море закаляло. Балтика особенно сурова и коварна с неловкими. То она поднесет под самый киль отмель, то укутается непроницаемым туманом так, что и собственной руки не видно, то рассвирепеет, будто сто чертей раскочегарят ее нутро.
Практический отряд Морского училища крейсировал в районе Ревеля и Либавы. Ему предстояло немалое событие — императорский смотр. Его величеству, до недавнего восшествия на престол пристально занимавшемуся кулинарией и конной вольтижировкой, могло прийти в голову отдать во время пребывания на корабле самую немыслимую команду. Исходя из такой возможности, командование отряда сократило даже послеобеденный сон для экипажей. Ущемить святая святых моряков, так называемый «адмиральский час» — это что, неужто война объявлена? Внезапное нападение врага ожидается? Нет, но его величество император Александр Третий в неудовольствии мог прийти в такое состояние, что в сравнении с ним минно-артиллерийское нападение противника могло показаться жужжанием пчел над гречишным полем. Поэтому-то и без того слаженно выполняемые команды повторялись и отрабатывались вновь и вновь.
Когда отряд стал на Аренсбургском рейде, мелководном и открытом с юга, как раз с этого направления обрушился внезапный суровый шторм. Природная стихия, опережая царское своенравие, как бы сама устроила проверку кораблям и личному составу отряда на их стойкость и выдержку.
На «Боярине» гремел голос капитана 2-го ранга Константина Ивановича Ермолаева. Опытный старший офицер, он отчетливее всех на борту понимал надвигающуюся угрозу: налетевший шторм как бы загонял корабли в ловушку и — кто мог предугадать его разворачивающиеся силы — готов был выбросить один за другим на песчаную береговую отмель.
— Спустить брам-реи!
— Спустить брам-стеньги! Какого… медлите!.. Быстрее!
— Быстрей! Быстрей! — неслось подстегивающим повторением из-под боцманских усов.
— Клади на планшир марса-реи, клади!..
— Клади-и!
— Отдать второй якорь! Приготовить к отдаче третий!..
Седая Балтика почернела и, будто омолаживаясь, накатывалась на «Боярина» нескончаемыми водяными валами, тесня корвет к опасному берегу.
Отдавая приказание дать полный ход, кавторанг Ермолаев успевал в то же время перекрывать своим голосом шквальный ветер:
— Боцман, крепи баркасы, что зенки лупишь! В шею этих недоумков гони…
Куда-то еще посылал кавторанг «недоумков», какими-то еще разноцветными эпитетами обкладывал, но опытный глаз старшего офицера видел, что баркас и полубаркас воспитанники закрепили в рострах так, что суденышки стали единым целым со всем кораблем.
Теперь кто кого, Балтика!
А она неистовствовала всю ночь. Лишь к позднему утру немного высветлило, поумерились волновые накаты.
Вахтенные огляделись, доложили результаты осмотра командирам кораблей. «Варяг» лишился катера и баркаса, «Аскольд» остался без обоих баркасов. С флагмана просемафорили на «Боярин» приказ адмирала: «Старшему офицеру Ермолаеву снарядить баркас постоянной командой, полубаркас — воспитанниками, под личным командованием организовать розыск выкинутых на берег судов».
После того как практиканты «выстрелились», капитан 2-го ранга Ермолаев спустился вслед за ними в полубаркас по веревочному трапу. Уселся поудобнее, всмотрелся в направленные на него глаза воспитанников, тщательнейшим образом раскурил сигару и только тогда спокойно произнес:
— Воспитанник Крылов, примите команду над полубаркасом.
— Есть принять команду над полубаркасом, господин кавторанг!
Далее Константин Иванович в сибаритском бездействии покуривал сигарету и созерцал успокаивающееся море. Столь же безмятежным он оставался и тогда, когда на песчаной косе были обнаружены выброшенные на нее штормом баркасы и катер. Не изменился он и в тот момент, когда полубаркас подошел на доступное по глубине до них расстояние.
Алексей, стараясь не выдать волнения, лихорадочно соображал, что же ему предпринимать дальше.
Старший офицер, все так же безмятежно попыхивая сигарой, вынул между тем из карманов всякую мелочь, портсигар и спички, сложил все это в снятую фуражку и, встав на банку, солдатиком прыгнул в воду.
— Рулевому и носовой паре — на месте, остальные — за кавторангом! — скомандовал Алексей и первым исполнил собственную команду.
— Ура-а, за кавторангом! — возникло уже без призыва.
Август — месяц еще летний, но балтийская вода после ильина дня не для морских купаний.
— Не брызгаться, как утки! Рассыпаться, что горох из мешка с дырками, обходи его цепочкой по бортам! — Горящая сигара в руке старшего офицера указывала на ближний к десанту баркас.
Суда были высвобождены из стихийного плена, на катере с «Варяга» развели пары, и, став за ним в кильватерную колонну, баркасы отправились к отряду.
Капитан 2-го ранга Ермолаев и все участники спасательной операции за решительность в действиях получили от адмирала «особенное удовольствие». При объявлении благодарности практикантам Морского училища Алексей, замерший, как и все, по команде «смирно!», вдруг решил: «Отращу такую же бороду, как у Константина Ивановича».
Не исключено, что это неожиданное обещание, старательно выполненное, через несколько лет привлекло внимание старого морского волка. Моряки повстречались на Большом проспекте Васильевского острова.
— Крылов? Старшина полубаркаса на Аренсбургском рейде? — убежденный, что перед ним именно тот, за кого он принял бравого офицера, спросил все-таки Константин Иванович.
— Так точно, господин контр-адмирал! Штабс-капитан Крылов, выпущен из Морской академии, зачислен в штат Морского училища отделенным начальником!
— Хм! Быстроного оно, времечко, штабс-капитан, мне чудится, что не успела загаснуть моя сигара, а вы уже преподаватель, скажите на милость!
— Простите, ваше превосходительство, я назначен в Морское училище отделенным начальником, а не преподавателем, — возразил Алексей, которому показалась несколько странно звучащей адмиральская оговорка, а не ссылка на сигару — таковая вечно находилась в руках Константина Ивановича.
— Ничуть я не оговорился, именно так, штабс-капитан, — преподаватель, сегодня же доложу начальнику штаба, а на отделенных подыщем других.
