Позднее день встречи с эрц-герцогом Иосифом Екатерина вспоминала как «самый лучший и наиболее памятный день в моей жизни». Вместе они провели весь день и вечер. Екатерина написала Гримму, что Иосиф не показался ей скучным. «Я обнаружила, что он очень начитан, — добавляла она. — Он любит говорить и говорит очень хорошо». Иосиф, действительно, пришелся по нраву Екатерине — хорошо знающий положение дел, прямой, честный, без притворства, он не боялся смотреть в лицо событиям, пусть и неприятным.
Императрица и будущий император встретились как равные. Каждый из них был наделен огромной властью (Мария-Терезия, старая и больная, значительную часть своих прав передала сыну, который управлял государством вместе с ней). Она и он смотрели на Европу с высоты своего положения и своими решениями определяли ее будущее. Для Екатерины это было важным переживанием в жизни, когда для обсуждения дел она встретилась один на один с монархом другой страны. Две коронованные особы беседовали б радостях и горестях государственной власти, с которыми приходилось сталкиваться правителям таких огромных и беспокойных империй.
У Екатерины и Иосифа оказалось много общего: обоих в личной жизни отличала простота, граничившая с аскетичностью (Иосиф любил путешествовать по европейским странам инкогнито под именем «графа Фалькенштейна», в сопровождении одного слуги). Оба были начитанными, самоуверенными и словоохотливыми. У обоих были либеральные взгляды и склонность следовать принципам Монтескье и Вольтера. Обоих считали эксцентричными — Иосиф временами был резким, бестактным и скупым. Порой он с презрением относился к своей дворцовой знати. Оба они гордились своей неповторимостью и даже, как предполагают некоторые, сплетнями, которые ходили по поводу их причуд.
Вдвоем они слушали комическую оперу, но весь спектакль проболтали. Иосиф делал замечания, которые, как считала Екатерина, были «достойны печати». Вместе были на католической мессе, которую провел епископ Могилева. Во время богослужения шутили и смеялись, как самые последние безбожники. «Мы говорили обо всем на свете, — рассказывала Екатерина Гримму с нескрываемой радостью. — Он знает все». Она позволила ему быть первым, и он с легкостью справился с задачей, хотя на одиннадцать лет был моложе ее. Она с удовольствием и вниманием слушала его, когда он излагал ей свои взгляды, не стесняясь говорить о предрассудках, — многие из которых она разделяла.
«Если бы я попыталась подытожить его добродетели, то никогда бы не добралась до конца, — сообщила она Гримму. — Он самый умный, глубокий и образованный человек из всех, кого я знаю».
У Иосифа тоже осталось самое благоприятное впечатление от остроумной и здравомыслящей императрицы, о которой он так много был наслышан. «Чтобы оценить ее, нужно прочувствовать ее дух, ее благородство, ее смелость, ее приятный разговор», — написал он в письме матери. Он дал ей положительную оценку, и его одобрение далось ему нелегко. Он увидел не только то, что лежало на поверхности. Она была эгоистичной и кичилась своей внешностью и женской притягательностью. Она не владела приемами дипломатии и не могла скрыть захватившей ее идеи победить Оттоманскую империю. Она снова и снова говорила о «Греческом проекте», всегда молча или вслух подразумевая австрийское участие. Даже показывая Иосифу портреты своих маленьких внуков, двухлетнего Александра и годовалого Константина, родившихся у Павла от второго брака, она не могла не затронуть греческой темы. Константин имя свое получил в честь Константинополя, города, который она намеревалась завоевать. Портрет ребенка был написан на классическом греческом фоне. Наступит день, говорила она, и крошечный Константин станет править возродившейся Грецией, освобожденной Россией от векового турецкого владычества.
Встреча двух монархов принесла Екатерине плоды, на которые та рассчитывала. В 1781 году Россия и Австрия подписали тайный договор, объединивший их против Турции. Отныне в осуществлении своего грандиозного плана Екатерина имела поддержку могучей Австрийской империи. Тем более что Иосиф после смерти матери Марии-Терезии был уже не эрц-герцогом, а императором.
Австрийская инициатива Екатерины вызвала кое-какие изменения при дворе. Панин, всегда выступавший за северную ориентацию России, за союз с Пруссией, весной 1781 года покинул двор, уехав в свое имение, и больше не возвращался. Павел вместе с женой путешествовал по Европе.
Павел с каждым годом все больше тяготил императрицу, и трезвомыслящая Екатерина, не позволявшая себе заблуждаться, когда речь шла о безопасности ее власти, поняла, что настало время защитить себя от сына. Он со своей новой женой Марией выполнили ее задачу: произвели на свет двух здоровых наследников престола. Но Павел, которого король Фридрих после личной встречи в 1776 году охарактеризовал как «высокомерного, надменного и жестокого», действовал вопреки политическим замыслам Екатерины. Его противоборство было вызвано отчасти горькой досадой, отчасти его собственными вполне сформировавшимися (хотя и непризнанными) взглядами на цели Российской империи во внешней политике. Нельзя было не учитывать и того, что он был учеником Панина и разделял многие предрассудки бывшего канцлера Политику матери Павел не поддерживал. Он не одобрял политического сближения с Австрией. Героем Павла стал Фридрих II, как когда-то он был героем для Петра III. Тайная переписка Павла с королем Фридрихом — которая не была тайной для всезнающей Екатерины — всегда вызывала у императрицы подозрения. Она решила, что будет лучше, если ее сын на некоторое время покинет Петербург.
Поначалу грандиозный Греческий проект принес совсем не те плоды, которых ожидала Екатерина. Она благословила Потемкина на захват Крыма, но он долго проявлял нерешительность, пребывая в состоянии апатии. Иосиф, несмотря на увещевания Екатерины («Я думаю, что нет ничего такого, что не могли бы свершить, объединив усилия, два наших сильных государства», — писала она ему), тоже медлил. Крым все же в конце концов оказался в руках русских. В 1784 году марионеточный хан отдал свои земли российской императрице, получив за это годовое содержание в сто тысяч рублей. Потемкин с запозданием ввел на полуостров войска и захватил область, которая была названа Таврической. Сам Потемкин получил пост генерал-губернатора и титул «князь Таврический».
Так Екатерина начала претворять в жизнь свой великий проект. Но двигаться к цели ей пришлось одной. Потемкин подвел ее, утратив отвагу как раз в тот момент, когда она больше всего нуждалась в нем. Император Иосиф был союзником только при благоприятных для него условиях. Екатерина тем временем сделала для себя открытие: в делах международных, как и в делах сердечных, она могла рассчитывать только на себя.
