Затмение было неполным. Солнце превратилось в тонкий желтый полумесяц (ну, почти как лунный), затем полумесяц этот стал расти, и скоро вернулся на Землю прежний сияющий день.
Зрители расходились как после киносеанса. Мальчишки подходили ко мне, почему-то хихикали и переглядывались. Только дома я понял причину их веселья. Сестра сказала:
– Господи, что с твоим носом?
– Что?
– В зеркало посмотри!
Я посмотрел. На конце носа был пятачок сажи. Такой же густо-черный, как Луна, недавно закрывавшая солнце. И краешек чистой кожи сиял рядом с этой чернотой золотистым полумесяцем.
Сразу стала понятной недавняя Лешкина "заботливость"!
Но я на соседа Лешку решил не обижаться. Вымыть нос – долгое ли дело? А сегодня вечером я зайду к Лешке в гости, и мы вдвоем посмеемся над этой шуткой. Потому что Лешка – он в общем-то вовсе не вредный. Порой поддразнивает, но иногда и заступается за меня, если кто-нибудь пристанет на улице. И дарит интересные вещи: то старинный пятак, то кораблик из сосновой коры, то самодельную жестяную медаль, на которой гвоздем выцарапано: “За отвагу”.
Дома у Шалимовых очень интересно. На стенах карты и картинки с кораблями, на подоконниках рассыпанный “конструктор”, на тумбочке граммофон с широченной трубой. И везде электрические приборы, с которыми возится дядя Рича. И полный шкаф интересных книг…
В тот вечер – одно к одному – я у Лешки вновь столкнулся с Луной и космосом. Увидел валявшуюся на кровати книжку. Жюль Берн, “Из пушки на Луну”. Схватил, начал листать.
Читать эту “взрослую” книгу было мне еще трудно, однако уже тогда я знал: такие вот книжки с узорчатой золоченой рамкой и надписью “Библиотека приключений” – самые интересные на свете. И, конечно, я их когда-нибудь прочту. А пока я разглядывал рисунки и читал подписи. А Лешка (довольный, что я не злюсь на фокус с закопченным стеклом) рассказывал мне, о чем в книжке речь.
Я взволновался:
– И что? Снаряд попал прямо на Луну?
– Не попал. Облетел вокруг нее, и они вернулись на Землю.
– Не разбились?
– Не-а. Плюхнулись в океан и ни фига им не сделалось.
– Жалко, что на Луну не попали.
– Ну, ничего. Война кончится, и люди по правде на Луну полетят.
– В снаряде?
– Нет, в специальном лунолете. Вроде дирижабля. Только он не газом накачан, а заряжен ракетами. Они одна за другой взрываются и толкают лунолет в безвоздушном пространстве. Вот, смотри. – Лешка протянул мне журнал, на обложке которого был изображен похожий на серебристый огурец корабль с желтыми иллюминаторами. Вокруг горели звезды, а в верхнем углу обложки светил лунный шар, усыпанный кольцевыми кратерами.
– Сперва ученые полетят, а потом каждый сможет, кто захочет, – разъяснил Лешка. – На экскурсию.
– На… что?
– Ну, как в музей, чтобы поглядеть.
– И мы сможем полететь?
– А чего ж. Если билеты будут не шибко дорогие.
– Леш… – вдруг выговорил я. – Знаешь что? А я уже был на Луне.
– Ты? Во сне?
– Конечно, – снисходительно сказал я. – А ты думал, что по правде?
Лешка мигнул и… не стал ехидничать. Спросил серьезно:
– Ну и как там?
Я вздохнул:
– Никак. Я мало чего разглядел. Кругом песок такой, будто порошок из кирпича. Наверно, поэтому Луна кажется иногда красной.
…Вот и сейчас, когда мы с Вовкой Покрасовым лежали рядышком на крыше, Луна была кирпичного цвета Может, из-за своего песка, а может, потому, что так освещало ее пунцовое закатное солнце. Пятна на ней выступали очень отчетливо. Мне вдруг показалось, что они напоминают присевшего на задние лапы зайца.
Может быть, тряпичный заяц, который когда-то жил у меня, улетел однажды на Луну?
“Папа, помнишь, у меня был тряпичный заяц?..”
Нет, все-таки мысли в самом деле могут передаваться от человека к человеку. Вовка вдруг спросил вполголоса:
– Слав, а отец пишет?
– Пишет… Иногда.
– Зовет?
– Ну… Иногда.
– Поедешь?
– Ну… Когда-нибудь…
7
К отцу в Белоруссию приехал я лишь после восьмого класса, в пятьдесят третьем году. Отец звал меня перебраться к нему на жительство совсем, но я выговорил условие – поживу у него летом, осмотрюсь “как и что” и тогда уж решу окончательно.
Это было мое первое путешествие на поезде. И вообще первая дальняя дорога. До той поры я не выбирался из Тюмени дальше окрестных сел – на охоту с отчимом или в пионерский лагерь у деревни Падерино.
И вдруг – за тридевять земель, один!
Впрочем, до Казани у меня оказался хороший попутчик, мой одноклассник Юрка Елисеев. Он по каким-то семейным обстоятельствам год прожил в Тюмени, а теперь возвращался к родителям в Ульяновск.
В классе мы с Юркой общались мало, он водился с ребятами постарше и был опытнее меня во многих житейских вопросах. Но, встретившись в поезде, мы обрадовались друг другу. Тем более, что оказались в одном купе.
В том же купе ехали на работу в Белгород две подружки – выпускницы тюменского пединститута. Держались они со мной и Юркой по-свойски, угощали всякой домашней снедью, разрешили называть себя на ты и лишь иногда с деланной строгостью поджимали губы:
– Молодые люди! Не забывайте все-таки, что мы учительницы! – Это, если мы слишком резвились и в шуточках своих "выходили из рамок".
В ту пору пассажирский поезд от Тюмени до матушки-столицы пилил аж трое суток. Мама тревожилась, отпуская меня. Недавно была объявлена знаменитая “бериевская” амнистия и ходили слухи, что железные дороги наводнены выпущенными на свободу урками и рецидивистами.
– Не выходите из вагона, не отпирайте дверь купе посторонним!
– Ладно, ладно, мам…
Вопреки опасениям, путешествие протекало гладко и мирно. Ни одного уголовника мы так и не увидели. Старомодный, досками обшитый зеленый вагон трясся на стыках и переваливался с боку на бок. Двери, в том числе и наружные, в нем не запирались. Мы с Юркой целыми часами сидели в тамбуре, свесив наружу ноги (знала бы мама!). Ни проводники, ни пассажиры не обращали на это никакого внимания.
Встречный воздух теребил наши потрепанные штанины, мимо проплывали поросшие мышиным горохом и ромашками косогоры. Надвигались и уходили назад пахнувшие мятой сумрачные леса. Белоголовые ребятишки на солнечных лужайках и дощатых платформах серьезно и старательно махали нам ладошками. А мы – им. Иногда мы швыряли недоеденные помидоры в пробегавшие мимо столбы и, случалось, попадали. В общем, веселились.
Но не только веселились. Вели и серьезные разговоры. Жизнь-то, она только начиналась, и всяких тем для обсуждения подбрасывала немало.
