Рэй был для нас отцом… направлял и вдохновлял, поощрял в нас лучшее, отчитывал за худшее. Его произведения глубоко прочувствованы, человечны и поэтичны. Я всегда считал его поэтом… поэтом века ракет. И речь не о космических кораблях с бустерами и кольцевыми уплотнителями – я говорю о ракетах с хвостовыми плавниками, похожих на скульптуры ар-деко. Такие ракеты не перевозят научное оборудование – они несут груз гуманистической истины.
Фрэнк Дарабонт
В Los Angeles Times Рэя называли гигантом. В Washington Post писали: «Невозможно представить себе время и место без художественной прозы Рэя Брэдбери». В St. Louis Post-Dispatch провозглашали: «Талант Брэдбери бессмертен». В Time утверждали: «Брэдбери – настоящий оригинал».
В 1990-е годы книги Рэя прочно обосновались на книжных полках рядом с произведениями литературных героев его детства – Л. Фрэнка Баума, Жюля Верна, Эдгара Райса Берроуза и Эдгара Аллана По, Хемингуэя, Уэлти, Стейнбека и Фицджеральда. К 1990-м годам рассказы Брэдбери изучали в школах ничуть не реже, чем произведения других, «настоящих» писателей. Его книги были переведены более чем на двадцать языков, его имя стало узнаваемым по всему миру.
Как-то раз в начале 1990-х Рэй, которому было уже за семьдесят, выступал в калифорнийском городке Салусалито и, гуляя после лекции, наткнулся на старомодный магазин игрушек. Там продавались плюшевые звери, лаборатории юного натуралиста, пластмассовые динозавры, конструкторы, фигурки и наборы для фокусов. Выходя из магазина, Рэй заметил группку мальчишек лет двенадцати-тринадцати, прижавшихся носами к витрине. Большинство из них вскоре насмотрелось, но один никак не мог оторваться. «Заходи же», – шептал Рэй, наблюдая за ним издалека. «Пошли! – кричали другие мальчишки. – Что ты застрял? Это же для малышни!» Мальчик резко развернулся и, к огорчению пожилого наблюдателя, побежал за друзьями.
«Что значит повзрослеть? Я объясню вам: ровным счетом ничего!» – говорил Рэй. Глядя на этого мальчишку, он вспомнил, как однажды сам, поддавшись насмешкам друзей, уничтожил свою любимую коллекцию комиксов о Баке Роджерсе. Эту историю Брэдбери описывал в предисловии к сборнику эссе «Дзен в искусстве написания книг»:
«Откуда взялась эта сила и убежденность? Какой опыт помог мне понять, что я гибну, и задуматься: кто убивает меня? Отчего я страдаю? Как спастись?
Я сумел ответить на все эти вопросы. Я назвал причину болезни: уничтожение комиксов. Я нашел лекарство: начать снова собирать комиксы несмотря ни на что.
Я сделал это и исцелился.
Но все же – в таком возрасте? Когда все мы восприимчивы к давлению сверстников?
Откуда взялось во мне мужество взбунтоваться, изменить свою жизнь и остаться в одиночестве?
Не стоит придавать этой истории слишком большое значение, но, черт возьми, мне нравится этот девятилетний мальчишка, кем бы он ни был!»
После выхода книги «Зеленые тени, Белый Кит» в 1992 году Рэй прекратил многолетнее сотрудничество с издательством Alfred A. Knopf. Его первый редактор, Боб Готлиб, ушел в The New Yorker. Его второй редактор, Нэнси Николас, перешла в Simon amp; Schuster. Третий редактор, Кэти Хуриган, по мнению Брэдбери, прекрасно справлялась со своей работой и помогла роману «Зеленые тени, Белый Кит» появиться на свет, поэтому он упомянул ее в посвящении. Однако Рэя не устраивало то, что издательство прекратило печатать «Канун Дня Всех Святых» и многие его классические сборники в твердых переплетах. Последней каплей стала история с рукописью детской притчи «Ахмед и машины забвения» (Ahmed and the Oblivion Machines): она пролежала в редакции целый год, и Рэю так и не сообщили, планируют ли ее выпускать. Хуриган, конечно, хотела, но ей приходилось считаться с руководством. Отчаявшись дождаться решения, оскорбленный Рэй при поддержке своего агента Дона Конгдона прекратил сотрудничество с Knopf. Лу Ароника, один из руководителей Avon Books, давно заинтересованный в Брэдбери, сделал выгодное предложение, пообещав Рэю регулярные тиражи ранее выпущенных книг, поэтому тот подписал контракт и ни разу об этом не пожалел. В интервью 2002 года Рэй отмечал, что Avon – лучшее издательство в его долгой писательской карьере.
Сделавшись культовой фигурой в американской литературе, Брэдбери отнюдь не почивал на лаврах и продолжал сочинять книги. В 1996 году вышел сборник «В мгновенье ока», содержавший как новые рассказы, так и старые, обнаруженные другом, поклонником и исследователем творчества Брэдбери Донном Олбрайтом. На следующий год Рэй подготовил с его помощью еще один сборник – «Вождение вслепую». Обе книги получили превосходные отзывы многих американских критиков. Проза Рэя сделалась сжатой, минималистичной, в ней стало больше прямой речи. «Большую часть текста образуют диалоги, и Брэдбери превосходно удается передать в них все богатство американского разговорного языка», – замечал обозреватель Publishers Weekly, а Сьюзан Гамбургер из Library Journal писала: «проза [Брэдбери] живо рисует образы людей и маленьких городков в причудливом духе Нормана Роквелла [48]».
Мэгги замечала: «Большинство авторов рано или поздно достигает предела. Мало кто держит марку после шестидесяти – но только не Рэй! Как ни удивительно, с годами он пишет все лучше».
Брэдбери продолжал писать практически каждый день, как постановил еще в двенадцать лет. Несколько раз в неделю он ездил работать в городок Палм-Спрингс в паре часов от Лос-Анджелеса, где у них с Мэгги был второй дом. Во дворе приземистого здания в стиле модернизма 1950-х имелся маленький квадратный бассейн, и Рэй любил окунуться или просто посидеть рядом в шезлонге. Кабинет он обустроил в запасной спальне и держал там электронную пишущую машинку IBM Selectric – такую же, как на Чевиот-Хиллз.
Рэй и Мэгги регулярно ездили отдыхать в Палм-Спрингс с начала 1950-х, а в 1980 году купили там дом, который быстро превратился в склад для разношерстной коллекции Рэя, уже не помещавшейся на Чевиот-Хиллз. «Я люблю все хранить, – признавался Брэдбери в интервью 1961 года. – Мне очень трудно выбрасывать вещи. Почти вся моя жизнь в том или ином виде хранится у меня дома».
В конце концов второй дом оказался так же загроможден, как и первый. Стены и полки были увешаны и заставлены картинами Джо Мугнаини и всевозможными плакатами. В запасной спальне каждый квадратный сантиметр стены покрывали семейные фотографии и старые письма, включая отказ редактора Esquire Арнольда Джингрича опубликовать один из ранних текстов Брэдбери как неоригинальный. Там же висело и письмо Рэя к матери, отправленное в 1939 году из Нью-Йорка с первого Всемирного конвента научной фантастики: «По чему я скучаю, так это по томатному супу». Наряду с этим стены украшали афиши спектаклей по пьесам Брэдбери и плакаты фильмов по его книгам. Один из приклеенных к стене экспонатов лучше