Теперь одиночные снаряды советской артиллерии летели через меня и рвались где-то в лесу, за моей спиной. Наконец пришлось расстаться с конем. Я его слегка привязал к молодому деревцу. С автоматом в руках пробирался я кустами, переходил полянки и вновь попадал в лесную чащу.
— Пятнадцать! — послышалось откуда-то справа (пароль был цифровой, и мой ответ в сумме должен был равняться пятидесяти).
— Тридцать пять! — ответил я и вышел на полянку. Часовой меня пропустил, но я сам задержался.
— Где штаб полка?
Луна, вынырнув из облаков, осветила мои капитанские погоны. На совсем еще молоденького солдата они произвели устрашающее впечатление.
— Здесь только подразделение, — вытянулся он в струнку, глядя на меня немигающими глазами.
— Кто старший?
— Господин фельдфебель, — лепечет юнец.
— Где он?
— Здесь, господин капитан. — Он протянул руку, и тут я заметил искусно замаскированные землянки. Из ближайшей пробивался слабый свет.
Я спустился в землянку, где полуголый фельдфебель мылся над тазом с водой. Землянка была увешана коврами, меблирована: стол, табурет, железная кровать, круглое зеркало. Фельдфебель, увидев меня, поднял голову и вытянулся. Вид у него был смешной — с головы по плечам текла мыльная вода. Над тазом поднимался пар.
— Где штаб полка?
— В десяти километрах, господин капитан, — произнес фельдфебель, подбирая губами струйки мыльной воды.
— А штаб батальона?
— В двух километрах, господин капитан.
— Как туда попасть?
— Выйдите из землянки — и прямо. Никуда не сворачивайте, шагайте по проводу, что тянется от моей двери.
— Сколько до переднего края?
— Метров триста, господин капитан.
Я вышел из землянки, взялся за провод и пересек поляну. Но, войдя в лес, свернул направо и обошел всю поляну кругом. Пройдя метров сто, пригнувшись, я лег на землю и пополз…
Вот уже перелесок позади. То здесь, то там взвиваются в небо ракеты, ярко озаряя окрестность. С правой стороны из леса бьет крупнокалиберный немецкий пулемет, видимо установленный на машине. Ленты трассирующих пуль удаляются в сторону советских позиций. Там наши.
Ползу по траве, даже не поднимаю головы. Где-то невдалеке рвутся мины. Свистят шальные пули. «Как еще меня встретят свои, ведь я в офицерской форме? Поверят ли?.. Где-то здесь должны быть у немцев минные поля…» Ползу.
Вот и немецкая фронтовая траншея — она пуста, зачехленные пулеметы врыты в землю. Рядом коробки с пулеметными лентами. Где же немцы? Ползу вдоль траншеи, затем быстро перебираюсь через нее и в темноте, перекатившись через бруствер, снова ползу. Когда горят ракеты — замираю лежа, гаснут — медленно продвигаюсь, ощупывая землю впереди себя. Вот уже, видимо, ничейная земля. Поднимаю голову. Что такое? Метрах в тридцати впереди над уровнем земли замечаю немецкую каску (она блестит при свете ракеты). Что это? Неужели здесь еще немцы?!
Отползаю резко вправо метров сто, затем снова поворачиваю, как мне кажется, в сторону своих, и опять та же картина — впереди каска немецкого солдата. Что это такое? Видимо, передовые охранения — последняя преграда! А где же тогда солдаты? Наверное, в землянках, вылезают только по тревоге, думаю я и снова ползу по мокрой траве. Теперь ясно, почему та траншея была пуста…
Как же быть? Если ползти дальше — все равно попадешь под перекрестный огонь наблюдателей, у бьют из пулемета. Придется снять один пост, ползти вперед, — и тогда немцы уже заметить меня не смогут.
Решение принято. Ползу по направлению к каске. Она шевелится, вот она уже метрах в десяти. А вдруг там еще один солдат? Нет, пока стрелять рано! Немец смотрит вперед, я за его спиной — он не оборачивается и меня не видит.
Тихо произношу пароль. Немец резко поворачивается в окопе и отвечает отзыв. Быстро прыгаю в его окоп. Так и есть: в окопе еще один спящий солдат. Первый его будит, все трое мы едва умещаемся. Вижу: телефон, пулемет. Теперь надо сообразить, как лучше действовать. Ведь обоих сразу не снимешь — негде развернуться, значит, надо отступить хотя бы метра на три… Закуриваю.
— Господин капитан, — волнуется солдат. — Осторожнее. Курить здесь нельзя.
Я пригибаюсь. «Спокойно, спокойно! — уговариваю себя. — Только не горячиться!» Оглядываюсь — все тихо. Докурил… Решаю вылезти из окопа и стрелять в немцев сверху. Только заношу ногу на бруствер, как слышу:
— Проверка!
Я цепенею. Вдоль кустов, пригнувшись, движутся немецкие автоматчики. Впереди — офицер с маузером. Подходят ко мне вплотную.
— Господин капитан, следуйте за мной! — резко приказывает лейтенант.
Иду за ним. Сзади — автоматчики. Мы идем в тыл. Я поясняю лейтенанту:
— Разыскиваю танки дивизии «Мертвая голова». Наскочил на боевое охранение. Что за черт! Фельдфебель все напутал. Зашел к нему в землянку, он мылся, весь в мыле, как дьявол. — Я пытаюсь разговорить лейтенанта, но он молчит. Я продолжаю: — Спросил, где находится штаб батальона, а этот кретин показал в сторону фронта. Идиот!
Лейтенант упорно молчит и, не сказав ни слова, приводит меня к знакомой землянке. Спускается вниз к злополучному фельдфебелю.
— Вы куда послали капитана?
— Как куда? — удивляется фельдфебель.
— Я снял его с тринадцатого номера!
— Ну?!
— Вы с ума сошли! Послали его к русским!
— Я сказал господину капитану, — оправдывался фельдфебель, — чтобы он держался за провод.
— За провод, за провод, — сердится лейтенант и, резко отвернув одеяло у входа, приказывает: — Отконвоировать капитана в штаб батальона!
— Есть! — отвечают автоматчики.
— Ну и злой же ты, лейтенант. Как собака! — сказал я ему на прощание.
Идем лесом. Держусь за провод. Ветви елок больно хлещут по лицу. Впереди и позади — автоматчики, уйти нельзя. Ясно, я попался. Почему? Видимо, потому что никогда за всю войну не был на передней черте и не представлял себе, как переходят фронт.
Да, мне жестоко не повезло. Фронта я не перешел. И финал пока невеселый: иду под конвоем автоматчиков…
Вот и землянка. К стволу большого дерева привязаны оседланные кони. Вернее, это не землянка, а шалаш, сложенный из бревен и засыпанный дерном и листьями.
Первый автоматчик уже успел зайти внутрь и доложить обо мне. Я вхожу следом за ним. В полутьме, вокруг опрокинутого ящика из-под консервов, сидят три офицера и режутся в карты. На ящике расстелена газета, на ней ворох немецких марок. В ногах майора откупоренные бутылки с вином.
Майор, командир батальона, только что выслушавший рапорт автоматчика, сидит в расстегнутом кителе, по всему видно, он здорово во хмелю. Рядом с ним лейтенант и капитан, они тоже изрядно поддали. В шалаше жарко от пылающей и дымящей железной печурки.
