Как только огонь турецких укреплений ослабел, старые эскадренные броненосцы начали втягиваться в пролив. Им все время следовало находиться в движении, так как становиться на якорь под огнем турецких пушек и гаубиц было слишком опасно. Подвижные полевые батареи турок еще раз доказали, сколько беспокойства может причинить их огонь. «Агамемнон» попал под обстрел 152 мм гаубиц, которые в течение какого-нибудь получаса добились 12 попаданий. Положение «Инфлексибла» оказалось еще хуже: одна из опор его треногой мачты была перебита, на мостике вспыхнул пожар. В довершении ко всему он нарвался на мину, которая взорвалась у борта на уровне носового отделения торпедных аппаратов. Взрывом было убито и утоплено 20 человек. Это повреждение едва не стало для «Инфлексибла» роковым. Линейный крейсер получил огромную пробоину и принял около 2000 т воды. Лишь с большим трудом его удалось отбуксировать на Мальту 62.
К середине дня кораблям союзников удалось достичь Кефеца, то есть преодолеть около 1/3 протяженности пролива. Неожиданно огонь турецких батарей вспыхнул с новой силой. Французский эскадренный броненосец «Голуа» получил ряд попаданий, и хотя потери в людях на нем были невелики, он был сильно поврежден и отошел в сопровождении эсминцев, имея большой крен. Другой французский броненосец, «Буве», также был неоднократно поражен, в том числе дважды 600 кг снарядами калибром 356 мм. Очевидно, один из этих снарядов проник в его бомбовый погреб и вызвал колоссальный взрыв. «Буве» мгновенно пошел ко дну, унося с собой 700 человек экипажа 63.
В тот момент никто не подозревал, что союзные корабли попали на новое минное заграждение, которое турки скрытно поставили в месте, недавно протраленном английскими тральщиками и потому считавшимся безопасным. Ближе к вечеру на эти Турецкие мины нарвались английские броненосцы «Иррезистебл» и «Оушен». Когда выяснилось, что спасти их невозможно, команды пришлось снять, а броненосцы бросить в проливе. К утру их потопила береговая артиллерия противника 64.
Таким образом, сражение 18 марта окончилось для союзников полным крахом. Из 16 линейных кораблей, участвовавших в операции, 3 были потоплены («Буве», «Иррезитебл» и «Oу-шен») и 3 получили такие сильные повреждения («Инфлексибл», «Голуа» и «Сюффрен»), что нуждались в длительном капитальном ремонте и в дальнейших сражениях уже не участвовали. Были даже большие сомнения, смогут ли они добраться до ближайших верфей союзников. «Голуа», например, пришлось посадить на мель и наскоро заделать его пробоины, прежде чем буксировать на Мальту. Кроме того, «Агамемнон» и «Альбион» имели серьезные повреждения надстроек и артиллерии. Французский броненосец «Шарлемань» получил довольно неприятную пробоину, и одна нз его кочегарок была залита водой.
Попытка форсирования Дарданелл силами флота, предпринятая 18 марта, ясно показала, что решить задачу без крупного десанта не удастся. Теоретически шансы на успех у союзников были, но их свели на нет предшествующие ошибки командования. Черчилль продолжал настаивать на расширении военных усилий против Турции в районе проливов. Ему удалось добиться посылки туда значительных воинских контингентов. Командующим экспедиционной армией был назначен генерал Ян Гамильтон, Но высадка десанта 25 апреля не принесла решающего успеха. Продвижение экспедиционного корпуса вскоре было остановлено, и все усилия союзников расширить захваченный ими небольшой плацдарм не принесли результатов. Англичане дали втянуть себя в позиционную войну и на этом фронте.
Что касается Фишера, то по его глубокому убеждению, Дарданеллы уже давно превратились в бездонную яму, в которой исчезали люди и корабли без всякой пользы для дела. 27 марта Фишер представил Черчиллю пространную докладную записку, в которой настаивал на первоочередной важности удовлетворения нужд флота в водах метрополии. Первый морской лорд утверждал, что дальнейшая трата сил в боях за Дарданеллы ничем не оправдана. Он был очень обеспокоен слухами о возможной оккупации Голландии немцами. Это дало бы им возможность осуществить крупную операцию против английского побережья силами флота 65.
Между первым морским лордом и Черчиллем стали частыми резкие и неприятные стычки 66. Фишер ругался из-за каждого корабля, из-за каждого солдата. Командующий союзной экспедиционной армией в Галлиполи Ян Гамильтон писал, что телеграмма с просьбой о присылке подкреплений «...обязательно должна попадать к Уинстону; если она попадет в руки Фишера —все пропало... Моряки хотели, чтобы я доставал каштан из огня, но я не собирался иметь разговор с их боссом даже на самых соблазнительных условиях, а сами они телеграмму не посылали, боясь Фишера» 67.
В течение короткого периода пребывания на посту первого морского лорда во время войны Фишер показал как первоклассный стратег, причем в гораздо большей степени, чём это можно было ожидать, судя по его деятельности в предвоенные годы.
Единственной и самой крупной его ошибкой во время войны было нежелание реорганизовать штаб военно-морского флота таким образом, чтобы с его помощью контролировать прожекты Черчилля — профана в области военно-морской тактики и стратегии несмотря на всю его одаренность и готовность принимать ответственные решения. Первый морской лорд рассматривал офицеров генерального штаба флота, как «мелких людишек». Давая показания перед Дарданелльской комиссией, Фишер заявил: «Я не собирался валять дурака с этими парнями, бывшими у меня в подчинении». Артур Уилсон придерживался такой же точки зрения. Той же комиссии он без ложной скромности сообщил: «На всем флоте нет людей, обладающих большим опытом, чем лорд Фишер и я» 68.
Фишеру не потребовалось много времени, чтобы понять, что сосредоточение в руках Черчилля слишком большой власти представляет собой серьезную опасность. Это положение не устраивало и остальных профессиональных военных в Адмиралтействе. По данному вопросу они подготовили меморандум. Таким образом, младшие морские лорды предложили Фишеру шанс изменить баланс сил в свою пользу, но он им не воспользовался. Вместо того, чтобы искать конструктивное решение проблемы, первый морской: лорд продолжал полагаться на грубые средства давления, в который раз извещая Джеллико, что «в любой момент готов подать в отставку» 69.
Вопреки измышлениям Ричмонда, Фишер продолжал сохранять доверие Джеллико и Битти вплоть до самой своей отставки. Нет сомнения в искренности письма Битти, написанного им несколько дней спустя после отставки старого адмирала: «Сегодня утром командующий сказал мне, что Вы ушли в отставку. Я не могу этому поверить — не может быть, чтобы правительство приняло ее. Это было бы большей катастрофой, чем поражение на море. Если для Вас это хоть что-нибудь да значит, то знайте, что флот потрясен от одной мысли, о ее возможности. Бога ради, это невозможно...» 70.
