Причиной завышенной оценки эффективности корабельной, артиллерии послужили также успешные действия германских крупнокалиберных гаубиц против бельгийских крепостей Льежа и Намюра в самом начале войны. На эти укрепленные районы в Бельгии и Франции возлагали большие надежды, очевидно, памятуя о Порт-Артуре, который продержался 329 дней. Каково же было удивление военных экспертов Европы, когда немецкие тяжелые орудия разрушили их за несколько суток.
Исходя из указанных посылок, Черчилль и другие сторонники использования флота против турецких укреплений забывали, что даже самый большой дредноут представляет собой сравнительно неустойчивую артиллерийскую платформу, и потому его стрельба никогда не будет такой точной, как огонь противостоящих ему береговых батарей. Как показал в дальнейшем опыт борьбы за Черноморские проливы, главную опасность для кораблей союзников представляли не долговременные фортификации, а подвижные полевые батареи тяжелых гаубиц. Они все время меняли место расположения и могли вести навесной огонь по кораблям из-за укрытий. Бороться с этими германскими и австрийскими гаубицами было чрезвычайно трудно, особенно если учесть, что угол возвышения орудий главного калибра на броненосцах не превышал 27°, а навесная стрельба с кораблей вообще неэффективна 45.
Не следовало забывать, что оборона проливов облегчалась и географическими условиями. Западный берег Дарданелл, во многих местах возвышенный, представлял отличные командные высоты для размещения артиллерии. Сам проход был узкий и извилистый: ширина пролива в среднем около 6 км, но у Чанака он всего лишь 1 км с четвертью. В узких местах нетрудно было поражать корабли торпедами с береговых аппаратов. С началом войны турки перегородили проливы мощными минными заграждениями, состоящими из 10 линий и находящимися под защитой береговых батарей. Сильное течение в проливе позволяло обороняющимся пускать навстречу английским и французским кораблям плавающие мины 46. Обороной проливов руководили опытные немецкие морские и армейские офицеры, которые использовали каждый промах союзников.
Примерно между 13 и 28 января Фишер окончательно определил свое отношение к плану захвата Дарданелл и стал принципиальным противником проведения этой операции силами одного флота. Первого морского лорда одолевали мрачные мысли. Весь огромный жизненный опыт старого моряка подсказывал, что гнать корабли на минные поля к береговым батареям чревато страшной катастрофой для флота. Ведь еще старинная нельсоновская аксиома гласила: «Моряк, который атакует форт — дурак!» Кроме того, всякий корабль, посланный к Дарданеллам, ослаблял военно-морские силы на решающем театре.
19 января он жаловался в письме к Джеллико: «А теперь кабинет принял решение взять Дарданеллы одним только флотом, используя 15 линейных кораблей и 32 других судна, и изъять 3 линейных крейсера и флотилию эсминцев — все неотложно требующееся на решающем театре дома! Есть только один выход — подать в отставку! Но Вы говорите «нет», а это будет попросту означать мою принадлежность к сторонникам того, что я полностью не одобряю. Я не согласен давать ни единого корабля, и то, что я, в соответствии с Вашим желанием остаюсь, здорово играет против меня» 47.
. В очередном письме Фишер вновь настаивает, что «Дарданеллы окажут существенное влияние на наши нужды в водах метрополии». И далее он добавляет: «К Дарданелльской операции я питаю отвращение только до тех пор, пока не будут произведены кардинальные изменения, и она не превратится в военную операцию с участием 200 тыс. человек при содействии флота. Мне кажется, что Китченер теперь уже склоняется к такой же точке зрения на это дело» 48.
С помощью Хэнки Фишер излагает свои взгляды в «Меморандуме первого морского лорда о положении британского флота и его роли как «неослабного давления» от 25 января 1915 т. Текст меморандума почти полностью воспроизведен в «Мировом кризисе» Черчилля 49. Впоследствии Черчилль утверждал, что этот документ представлял собой совершенно неожиданное для всех изменение взглядов первого морского лорда 50. В меморандуме говорилось, что бомбардировка военными кораблями укрепленных побережий без взаимодействия с армейскими соединениями будет играть только на руку Германии. Перед лицом огромной мощи и отличной артиллерийской подготовки германского флота от британских военно-морских соединений требуется терпеливое сосредоточение и накопление сил. В то же время блокада Северного моря должна становиться все более непроницаемой. Повсюду в меморандуме Фишер указывает, что любая крупная операция против укрепленных побережий противника, будь то Зеербрюгге или Дарданеллы, должна проводиться в тесном взаимодействии с армейскими подразделениями.
Подготовив такой продуманный документ, столь тщательно и всесторонне обосновывающий его позиции, Фишер почему-то не обратился к нему на роковом заседании Военного Совета, когда было принято окончательное решение об атаке Дарданелл. За три дня до заседания Совета он направил копию меморандума Черчиллю, передав при этом, что больше не желает «продолжать бессмысленное сопротивление планам Военного Совета, с которыми он не может согласиться»51. Он так же просил, чтобы меморандум был отпечатан и его копии вручены всем членам Совета. В своем ответе от 26 января Черчилль подчеркивал подавляющее превосходство британского флота и обосновывал необходимость атаки Дарданелл. Ответ Черчилля был размножен и его экземпляры вручены всем членам Военного Совета. По необъяснимым причинам меморандум Фишера не был отпечатан и руководители страны не были с ним ознакомлены 52.
Асквит, например, выступал за проведение Дарданелльской операции. Однако когда Черчилль ознакомил его с меморандумом Фишера и своим ответом на него, премьер-министр к досаде и разочарованию Черчилля согласился с доводами первого морского лорда. Утром 28 января Фишер написал Асквиту записку, в которой признался, что он решил не идти на заседание Военного Совета в тот день: «Я не согласен с морским министром и не думаю, что было бы так просто заявить об этом на Совете. Его ответ на мой меморандум не снимает моих доводов. Я. повторяю, что бомбардировка Зеербрюгге и Дарданелл может быть оправдана с военно-морской точки зрения только участием армейских соединений, что компенсирует потери кораблей и незаменимых матросов и офицеров. Как чисто морские операции они не могут быть оправданы, поскольку уменьшают наше численное превосходство — кстати, не такое уж значительное,— в связи с авариями на «Конкероре» и «Монарке», в условиях использования мин и подводных лодок, гибели «Одешеса» и «Формидебла» и других предшествующих больших потерь, с дураками-адмиралами вроде Бэйли! ...Мне очень не хочется расставаться с морским министром. К нему лично я чувствую большое расположение и восхищаюсь им, но не вижу никакой возможности согласовать наши идеи» 53.
