Разумеется, некоторые темы со временем теряли остроту. Так, очень смешную форму нашел артист для написанного Жванецким монолога «Сервис». Его персонажу — добродушному, наивному человеку — в ателье долго шили костюм, используя метод «узкой специализации»: одни пришивали пуговицы, другие — карманы, третьи вшивали рукава и т. д. «Что уставились? Ты думаешь, не на ту пуговицу застегнул? — обращается он к публике, удивленной его странным перекошенным видом (один рукав длинный, другой короткий; то же и с брюками — одна штанина лишь до колена). — Если бы на ту — еще хуже было бы. Вместо штанов рукава пришили, вместо рукавов штаны пришпандорили». «Критиковать, скандалить — это кажный может!.. Спасибо, вместо гульфика рукав не пришили! Братцы, давайте снизим потребности! — смирившись, призывает он зрителей. — Зачем мы друг другу на голову свои потребности обрушиваем? Может, откажемся, а? Скажем, не надо нам, а? А, ребята? Если договоримся, сразу тише станет». В этом призыве юмор окрашивается особой, райкинской «детской» иронией. И в самом деле, действительность вынуждала людей снижать потребности.
Вместе со Жванецким в спектаклях «Светофор» и «Плюс-минус» участвовали новые авторы — инженеры Е. Бащинский, Б. Зислин и А. Кусков, писавшие под псевдонимом Настроев. С их помощью Райкин обращается к производственной тематике. В отличие от коротких, написанных на одном дыхании монологов Жванецкого вещи этих авторов — «Директор» и «Рельсы гудят» — сюжетные пьесы, довольно большие для Театра миниатюр.
«Рельсы гудят» — маленькая трагикомедия с положительным героем, редкий жанр не только на эстраде, но и в нашем театре. У председателя колхоза «проблем — будь здоров! По три проблемы на душу населения. Только одна главная — уходит молодежь из колхоза. Уходит сила, уходит... Остаются только одни сосунки да обеспеченная старость...». Снова Театр миниатюр во главе с Аркадием Райкиным выступает первопроходцем, рассказывая о покинутых деревнях, зарастающих бурьяном садах, огородах и пашнях, разрушающихся избах. Чтобы задержать молодежь в деревне, председатель построил из вырубленного леса, который по инструкции полагалось сжечь, Дворец культуры. «Красавец получился. Ленточку купили, натянули. Сам из района приехал с ножницами. Добрые слова в мой адрес сказал, ленточку перерезал. Потом отвел меня в сторону и говорит: «Судить тебя будем, инструкция-то что гласит?»». В результате главным становится вопрос, человек для инструкции или инструкция для человека. Остро переживающий несправедливость председатель от безысходности готов лечь на рельсы. Тема, точно угаданная авторами и театром, многим тогда казалась слишком смелой, а ее раскрытие — слишком резким.
Справедливости ради надо сказать, что, несмотря на новизну постановки вопроса, созданному Райкиным персонажу недоставало органичности, той безукоризненной правдивости, которой отличались лучшие создания артиста. Вероятно, при обращении к сельской теме ему, сугубо городскому жителю, всё же не хватало непосредственных жизненных наблюдений — источника, питавшего его искусство.
Спектакль «Плюс-минус» почти не получил освещения в прессе. «Нашего председателя колхоза, который ложился на рельсы, не так понимали, видели в нем персонаж отрицательный, — с горечью вспоминал Аркадий Райкин. — Некоторые даже считали, что пьесу показывать нельзя. Она так и не появилась на телеэкране, хотя была заснята на пленку. А в то же время жизнь показала, что мы мыслили правильно. В нашем председателе колхоза была, кажется, впервые отражена острая тема. Впрочем, я не претендую на первенство, но кто-то ведь должен был сказать о том, что многие видели, о чем думали. Я понимаю, что к сатире не может быть одинаково доброго отношения всех людей. И это правильно — она должна кому-то не нравиться, кого-то задевать. А если она не задевает, она никому не нужна. Но тогда мне это стоило здоровья. Сложное время и сложные взаимоотношения. О том, как мы прожили эти годы, можно писать отдельную книгу. Мои сердечные болезни, как это ни странно, имеют окраску нашего жанра, который называется «легким». Этот легкий жанр иногда оставляет тяжелые рубцы на сердце».
Такую «отдельную книгу» Райкин не написал. По свойству своего характера он не любил говорить о неприятностях. Вспоминая о них, замолкал, уходил в себя. При редактировании мемуаров Аркадия Исааковича мне с трудом удалось разговорить его, в результате были записаны на магнитофон несколько историй из тех, что оставили рубцы на его сердце. Одна из них — о прохождении на эстраду спектакля «Плюс-минус», подготовленного к тридцатилетнему юбилею театра (1969), но вошедшего в репертуар в урезанном виде значительно позднее.
«Надо сказать, что спектакль «Плюс-минус» мы потом играли, в виде уступки сняв название, — вспоминал Аркадий Райкин. — Он вызывал множество замечаний, и не только пьеса «Рельсы гудят», но... и вступительный монолог Лиходеева, по-моему, один из лучших». Чтобы сохранить его, артисту пришлось согласиться на цензурные поправки и купюры. Он вспоминал, что в первоначальном варианте современная бюрократическая машина сопоставлялась с тем, что писал по поводу бюрократизма Ленин:
«Угроза бюрократизма существовала уже в первые годы советской власти. Монолог строился на параллелях — что говорил Владимир Ильич и что мы имеем сегодня. Мне было сказано, что Ленина упоминать нельзя, надо вычеркнуть все цитаты. «Почему?» — спрашиваю. «Знаете, неудачная цитата, к тому же вы можете произнести ее неточно».
Я долго ломал голову, что всё это означает, почему они так против ленинских цитат. В конце концов, понял: дело в том, что все боятся потерять насиженные места — только что был снят человек, занимавшийся в обкоме пропагандой. Как можно допустить, чтобы на сцене говорилось о расцвете бюрократизма, об опасности, о которой пятьдесят лет тому назад предупреждал Ленин!»
В итоге в исполнявшемся варианте монолога вместо восьми ленинских цитат осталась лишь одна — и то не Ленина, а Фейербаха, с которой начинался райкинский монолог. Аплодисменты зрителей давали знать, что они отлично понимают злободневность, заключенную в ее тексте. Начальство, однако, на такую «провокацию» не поддавалось, и монолог продолжал вызывать негативное отношении «верхов».
В архиве Райкина сохранилось официальное письмо одного из руководителей Министерства культуры от 29 сентября 1970 года, полностью процитированное в его «Воспоминаниях». Из сочувствия к автору, настойчиво требовавшему уточнения текста и трактовки ряда номеров, Аркадий Исаакович не называет его имя. «Необходимо пересмотреть текст вступительного монолога, который из-за неточности приводит в ряде мест к неверным обобщениям и двусмысленности», — писал чиновник от культуры. Дальше шел ряд конкретных указаний, по сути, перечеркивавших сатирический смысл монолога. Так, иронический призыв «Берегите бюрократов!» был воспринят автором письма как «пример вселенского бюрократизма, душащего всё и вся»; фразы «Народ крепчает» (благодаря бюрократам), «Армия ослабнет» казались ему «двусмысленными и бестактными». Замечания делались по каждой строчке. Вердикт был безапелляционным: «Задавая тон всей программе, вступительный монолог из-за своей неточности ставит под сомнение и ряд положений в других местах программы. Так, правильная в финале мысль о том, что манекеном может стать любой (и рабочий, и ученый), воспринимается непомерно обобщенно. <...> И последнее. Стоит ли вам завершать заключительный монолог, а с ним и весь спектакль, в минорной тональности?»
