Докладывая об изложенном, испрашиваю срочных указаний Главнокомандующего. Податель сего, состоящий в моем распоряжении, полковник Лебедев ознакомлен с содержанием настоящего письма и может подробно доложить Вам мои соображения.
Прошу принять уверения в моем совершенном уважении и искренней преданности П. Врангель».
В Пятигорске, где я решил на несколько часов остановиться, меня встретил главноначальствующий Северного Кавказа генерал Эрдели.
После обеда, переговорив с генералом Эрдели и терским атаманом генералом Вдовенко, я выехал в Кисловодск.
Поездка моя в Екатеринодар на несколько дней, видимо, откладывалась. Профессор К. Н. Соколов, имея срочные дела в Ставке, дальше ждать не мог и решил ехать в Таганрог. Он был вполне в курсе дела. Представлялось ясным, что выполнение требования Главнокомандующего касательно ареста члена Рады Калабухова потребует вооруженного вмешательства, последствия которого трудно было учесть. Однако отступать было уже поздно.
Ясно было и то, что теперь добиться упразднения Законодательной Рады и изменения положения об управлении краем в смысле нам желательном возможно было бы лишь насильственным путем.
Я просил профессора К. Н. Соколова доложить Главнокомандующему известную ему обстановку и предложить три решения.
Первое из этих решений было предложенное генералом Покровским: разгон Рады, беспощадная расправа с самостийниками и возглавление края насильственно посаженным атаманом. Участвовать в этом я не считал для себя возможным. В этом случае я предполагал предоставить генералу Покровскому свободу действий, предоставляя ему в дальнейшем получать приказания непосредственно из ставки.
Второе решение предусматривало маловероятный случай, если бы генерал Деникин, отказавшись от своего первоначального решения, попытался бы вступить на компромиссный путь мирных переговоров. Решению этому я, конечно, также сочувствовать не мог и предполагал в этом случае, отдав генералу Покровскому приказание о невмешательстве, немедленно вернуться в Царицын.
Наконец, третье решение намечало арест Калабухова и других сочувствующих ему лиц, предание их военно-полевому суду, а затем переговоры с Радой с целью добиться от нее изменения положения об управлении краем. Это решение, наиболее трудное по исполнению, требовало большой твердости, осторожности и ловкости. Однако, по моему глубокому убеждению, оно в настоящих условиях было единственно правильным.
Я учитывал возможность и того, что генерал Деникин попытается вообще от всякого определенного ответа уклониться, я же считал необходимым обусловить свои действия точными указаниями Главнокомандующего. Быстро развивающиеся события при отсутствии определенных указаний свыше войскам могли ежечасно вызвать вооруженное столкновение. Имея это в виду, я писал Главнокомандующему, что, не получив до указанного срока никакого ответа, предоставляю генералу Покровскому возможность расправиться с Радой по его усмотрению. Мое участие в этом случае было бы ограничено лишь последующими переговорами с Радой.
Возможность подобного исхода должна была побудить генерала Деникина дать определенный ответ.
Вместе с тем я просил Главнокомандующего о включении Кубани в армейский район Кавказской армии.
Я вручил профессору К. Н. Соколову соответствующее письмо на имя помощника Главнокомандующего генерала Лукомского.
«29 октября 1919 года.
г. Кисловодск.
Глубокоуважаемый Александр Сергеевич,
Профессор Соколов изложит Вам подробно политическую обстановку в Екатеринодаре и мои соображения о дальнейшем образе действий. В зависимости от решения, которое будет принято Главнокомандующим, прошу до 12 часов дня четверга по прямому проводу передать генералу Науменко для меня в Екатеринодар одну из нижеследующих записок. В зависимости от содержания депеши я приму соответствующие меры:
1. “При сложившейся обстановке выступление Ваше от имени армии в раде считаю недопустимым”, – я уезжаю из Екатеринодара, оставляя там генерала Покровского во главе частей и предоставляя ему свободу действий.
2. “При сложившейся обстановке Ваше выступление в раде недопустимо, примите меры к поддержанию полного порядка в частях, находящихся в Екатеринодаре”, – я уезжаю из Екатеринодара и требую от генерала Покровского полного невмешательства во внутренние дела Кубани.
3. “Приказываю Вам немедленно принять меры к прекращению преступной агитации в Екатеринодаре некоторых лиц, произведя, ежели нужно, арест их и предав военно-полевому суду”, – в точности выполняю телеграмму, после чего выступаю в раде.
4. Не получив до указанного срока никакого ответа, предоставляю генералу Покровскому принять по его усмотрению меры для устранения из рады нежелательных лиц, после чего выступаю в раде.
Примите уверение в совершенном к Вам уважении,
П. Врангель».
В Кисловодске я нашел много старых знакомых. Здесь же проживала великая княгиня Мария Павловна с сыном, великим князем Андреем Владимировичем. Я завтракал у нее. Я нашел великую княгиню сильно постаревшей и осунувшейся. Она почти не вставала с кушетки. Она и великий князь горько жаловались мне на генерала Деникина, который отказывал великому князю в возможности служить в армии. Великому князю было чрезвычайно тягостно сидеть без дела, он считал, что его долг, как всякого честного русского человека, принять участие в борьбе за честь и свободу Родины, и просил меня ему в этом помочь. Я посоветовал ему написать непосредственно Главнокомандующему.
Вечером он зашел ко мне показать составленное им письмо, которое и отправил в Екатеринодар с состоящим в его распоряжении полковником Кубе.
30 октября я получил адресованную Главнокомандующему, всем командующим армиями и атаманам телеграмму кубанского войскового атамана и председателя правительства:
«30 октября 1919 года.
Кубанский войсковой атаман и Кубанское краевое правительство категорически заявляет, что краевое правительство никаких договоров с Меджилисом горских народов не заключало и никого на заключение таких договоров не уполномачивало. Лица, перечисленные в телеграмме Главнокомандующего, Быч, Намитоков, Савицкий и Калабухов, были делегированы Кубанской краевой радой, а первые два и Кубанским краевым правительством. Правительство послало своих делегатов как представителей в состав Российской делегации в Париже в помощь Сазонову, а также для защиты интересов Кубани перед мирной конференцией и для информации. Если названные лица действительно подписали от имени краевого правительства договор с Меджилисом горских народов, о чем краевому правительству по сие время официально неизвестно, то вопрос о превышении названными лицами данных им полномочий подлежит суждению краевого правительства и существо договора суждению Кубанской Краевой рады, на рассмотрение которой в данный момент вносится. Во всяком случае, упомянутые лица являются дипломатическими представителями Кубани и как таковые пользуются неприкосновенностью, почему в случае совершения ими незакономерных действий могут подлежать суду только Кубанской Краевой власти, их делегировавшей. Приказ о предании названных лиц военно-полевому суду является нарушением прав Кубанской Краевой власти, глубоко оскорбляет правосознание Кубанского народа и не может не отразиться на настроении народа и фронта. Сыны Кубани не запятнали себя изменой, а принесли и несут наибольшие жертвы своею кровью и достоянием для воссоздания России. Кубань вправе требовать срочной отмены телеграммы Вашего Превосходительства Нр 016729 ввиду несправедливости обвинения Краевой власти в измене и ввиду несомненного исключительного права только Краевой власти судить своих дипломатических представителей. Нр 3789
