«Цель сей газеты — знакомить образованную публику с новейшими произведениями литературы Европейской, а в особенности Российской», сообщала программа нового издания.
Активнейшими членами редакции были Пушкин, Вяземский и журналист Орест Сомов Редактором был выделен Дельвиг, литературный вкус которого признавался всеми. Жуковский брал на себя обозрение английских журналов, особые сотрудники были приглашены для отделов естественных наук и «художеств».
Помимо основного ядра, которое составили сотрудники «Северных цветов», в газете печатались Крылов, Языков, Денис Давыдов, Одоевский, Подолинский, Туманский, Катенин, Хомяков. В отделе рецензий любопытно отметить среди разнообразных тем отзыв самого Дельвига о стихотворениях крестьянина Егора Алипанова.
Ряд крупных иностранных имен — Бальзак, Ламартин, Гюго, Шатобриан, Гофман, Тик, Байрон, Вашингтон-Ирвинг, Шарль Нодье, Манцони, Вальтер Скотт — прошел в отзывах или фрагментах перед читателем газеты. Примечательно, что даже малоизвестные на Западе Мериме и Стендаль были представлены в «Литературной газете». Несколько отрывков из «Прогулок по Риму» Бейля-Стендаля сопровождались небольшой редакционной заметкой об этом «остроумном французском писателе». Это едва ли не первое упоминание Стендаля в русской печати.
Пушкин заведывал редакцией «Литературной газеты» в январе 1830 года. Он деятельно участвовал во всех отделах издания. В первых номерах были напечатаны строфы из «Путешествия Онегина» («Прекрасны вы, брега Тавриды..»), «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», «В часы забав иль праздной скуки…», «Когда твои младые лета…», отрывок из «Путешествия в Арзрум» («Военная Грузинская дорога»), отрывок из «Арапа Петра Великого» («Ассамблея при Петре I»), ряд анонимных заметок, анекдотов и статей Пушкина. Его беглые критические очерки казались многим событиями. По поводу его отзыва о переводе «Илиады» Гнедич писал ему: «Едва ли мне в жизни случится читать что-либо о моем труде, что было бы сказано так благородно и было бы мне так утешительно и сладко! Это лучше царских перстней…»
В противовес грубой полемике, личным выпадам, перебранке, вызываемой коммерческими интересами петербургских журнальных предпринимателей, «Литературная газета» стремилась создать подлинную художественную критику.
26 декабря 1829 года были написаны стансы «Брожу ли я вдоль улиц шумных…» с замечательной по своей сжатости и выразительности первоначальной строфой:
Кружусь ли я в толпе мятежной,
Вкушаю ль сладостный покой —
Но мысль о смерти неизбежной
Всегда близка, всегда со мной.
Последующие строфы дают постепенное развитие этого вступления и заключаются радостным обращением к молодой жизни, приветствием нетленной красоты мира даже «у гробового входа». Трудно назвать во всей мировой лирике, посвященной теме смерти, более оптимистический заключительный аккорд.
В «Литературной газете», где были напечатаны эти «Стансы», Пушкин поместил и свое «Послание к к[нязю] Н. Б. Ю[супову]», впоследствии озаглавленное «К вельможе». Оно вызвало резкие нападки и даже обвинения автора в низкопоклонстве, хотя представляло собой, по позднейшему безошибочному мнению Белинского, «одно из лучших созданий Пушкина». В классической форме послания XVIII века Пушкин дает портрет вельможи на широком культурно-историческом фоне его эпохи. Тонко использованы подлинные черты жизни Юсупова в сочетании с политическими и художественными событиями его времени. Этот собеседник Бомарше, Вольтера и Дидро был посетителем королевского Версаля накануне французской революции Разъезжая по Европе, он всюду живет интересами искусства, собирая для Петербурга коллекции камей, заказывая копии с рафаэлевых лож Ватикана, знакомясь с Грезом, Давидом, Кановой и составляя картинную галлерею из произведений Рембрандта, Теньера, Рубенса, Клода Лоррена. В своем подмосковном Архангельском, устроенном в стиле знаменитых итальянских вилл, Юсупов воздвиг театр, собрал редкую библиотеку и ценнейшую картинную галлерею. Несмотря на свойственные ему пороки его среды, это был все же замечательный представитель русской дворянской культуры XVIII века, достойный пушкинского описания:
…Ступив за твой порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры и картины,
И стройные сады…
Но поэт не ограничился статической характеристикой вельможи. Он показал бурную жизнь эпохи, драматическую смену идей и поколений. Шумные забавы французского двора сметает вихрь революции:
Свободой грозною воздвигнутый закон,
Под гильотиною Версаль и Трианон…
Проповеди Дидро отходят в прошлое, их заглушает «звук новой чудной лиры — Звук лиры Байрона…»
Такова пластическая картина, восхитившая впоследствии первого классика русской критики. В современной журналистике она заслужила Пушкину несколько плоских пасквилей. Редактор «Московского телеграфа» Николай Полевой в прибавлениях к своему журналу изобразил некоего знатного князя Беззубова, приглашающего к себе на обеды сочинителя, польстившего ему стихами о его встречах с Вольтером и Бомарше. По свидетельству самого Пушкина, его «несчастное послание предано было всенародно проклятью…»
Участие в газете не отвлекало Пушкина от его обычных мыслей и настроений. 7 января 1830 года Пушкин обратился к Бенкендорфу с просьбой разрешить ему путешествие во Францию или в Италию, либо отпустить с особым посольством в Китай.
Планы таких поездок, отчасти связанные в этот момент с неудачами личного романа, неизменно сочетались и с культурными интересами поэта. В конце двадцатых годов он знакомится в петербургском обществе с выдающимся знатоком Китая — Иакинфом Бичуриным, личностью весьма своеобразной. Начальник Пекинской духовной миссии, он был сослан за какие-то провинности на Валаам, а по возвращении из ссылки в Петербург стал переводчиком министерства иностранных дел и видным посетителем столичных гостиных. Этот монах-атеист, ставивший Христа не выше Конфуция, привлекал к себе любителей искусств своими драгоценными коллекциями азиатских редкостей и восточных манускриптов. Иакинф Бичурин поднес Пушкину экземпляры своих сочинений «Описание Тибета» и «Сан-Цзы-Цзинь и троесловье» и даже предоставил в его распоряжение свои рукописи, за что Пушкин вскоре выразил ему печатную благодарность в «Истории Пугачева». План Пушкина отправиться в Китай с ученой экспедицией министерства иностранных дел, в состав которой входил Иакинф Бичурин, был, вероятно, внушен поэту этим замечательным китаеведом. К концу декабря 1829 года относится элегический отрывок о готовности поэта бежать от «гордой мучительной девы» в любые страны —
