В письме к П. В. Н[ащокин]у, уже из Петербурга, А. С. Пушкин, радуясь, что тот не собрался к нему в деревню, где б не застал его, опять уведомляет о стеснительном положении своих дел и о намерении издавать в будущем году журнал. Он прибавляет еще, что Смирдин уже дает ему 15 000 руб. асс. для возвращения его снова к сотрудничеству в журнале «Библиотека для чтения». Последние строки письма особенно замечательны: «Желал бы я взглянуть на твою семейную жизнь и ею порадоваться: ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни. Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку на свете скучно: ему досадно видеть новые молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились…»
До основания журнала «Современник» Пушкин два года печатал почти беспрерывно произведения свои в журнале «Библиотека для чтения», появившемся, как известно, в 1834 году. За первое произведение его, «Гусар», помещенное там вместе с стихотворениями Жуковского и Козлова, издатель журнала А. Ф. Смирдин, говорят, заплатил ему 2000 р. ас. После того в «Библиотеке для чтения» явились «Песни западных славян», три сказки («О мертвой царевне», «О золотом петушке», «О рыбаке и рыбке»), два подражания древним, написанные 1 и 12 января 1833 г., две баллады из Мицкевича, написанные в Болдине 28 октября 1833 г., пьесы «Красавица» и «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье…»), из которых последняя написана в Болдине же, но 8 сентября 1830 года. Все эти стихотворения вошли в состав четвертой части стихотворений А. Пушкина, выданной им в 1835 году в апреле месяце. Кроме поэтических своих произведений, Пушкин поместил в журнале г-на Смирдина и два рассказа в прозе: «Пиковая дама» и «Кирджали». Наконец, в 1835 же году написал он и «Египетские ночи», явившиеся уже после смерти его в «Современнике» 1837 года.
Глава XXXV 1835 г. История создания «Египетских ночей»
«Египетские ночи». – Связь с ними: а) «Одной главы из романа», напечатанной в альманахе «Сто русских литераторов»; b) начала повести в форме светской беседы; с) отрывка о писателе – светском человеке; d) повествования о Петронии, из древней римской жизни. – Текст самого повествования. – Программа его, стихотворения, в него вошедшие, стихи «Поредели, побелели…». – Заключение о «Египетских ночах».
«Пиковая дама» произвела при появлении своем в 1834 г. всеобщий говор и перечитывалась, от пышных чертогов до скромных жилищ, с одинаковым наслаждением. Общий успех этого легкого и фантастического рассказа особенно объясняется тем, что в повести Пушкина есть черты современных нравов, которые обозначены, по его обыкновению, чрезвычайно тонко и ясно. То же самое видим и в «Египетских ночах», но они уже здесь подчинены глубокой поэтической мысли. Впечатление, производимое «Египетскими ночами», так полно и сильно, что должно возбудить само собой исследование читателя, отдающего отчет в своих чувствах. Всякий, кто внимательно рассматривал это небольшое образцовое произведение, вероятно, заметил, что все его краски и все его очертания необычайно глубоко продуманы, строжайше взвешены и оценены предварительно и потом уже воспроизведены в минуту вдохновения, сообщившую всем им свежесть, блеск первого впечатления. Действительно, такова история создания «Египетских ночей».
Для того чтобы ввести стихотворение свое «Чертог сиял: гремели хором…» – или, лучше, поэтическое изображение древнего предания в современную эпоху, столь противоположную нравам языческого мира, Пушкин начинал много повестей. Из противоположности понятий, какая должна была оказаться между взглядом древних на известный предмет и нынешними требованиями вкуса и приличий, хотел он извлечь сильный романический эффект. Он начал повесть из светской жизни, которая напечатана была в альманахе «Сто русских литераторов 1839 г.» под заглавием «Одна глава из неоконченного романа» и в посмертное издание его сочинений не попала. Не докончив своей повести, Пушкин перешел к разговору, который сохраняется в бумагах его и не может быть приведен здесь по сбивчивости и запутанности рукописи. – Вот его начало:
«Мы проводили вечер на даче у княгини Д.
Разговор коснулся как-то до m-me de Stael [245] . Барон на дурном французском языке очень дурно рассказал известный анекдот – вопрос ее Бонапарту: кого почитает он первою женщиною в свете, и забавный его ответ: «Ту, которая народила более детей» («Celle qui a fait le plus d’enfants»).
– Какая славная эпиграмма! – заметил один из гостей.
– И поделом ей! – сказала одна дама. – Как можно так неловко напрашиваться на комплименты?
– А мне так кажется, – сказал Сорохтин, дремавший в гамбсовских креслах, – мне так кажется, что ни m-me de Stael не думала о мадригале, ни Наполеон об эпиграмме. Одна сделала вопрос из единого любопытства, очень понятного, а Наполеон буквально выразил настоящее свое мнение. Но вы не верите простодушию гениев.
Гости начали спорить, а Сорохтин задремал опять.
– Однако в самом деле, – сказала хозяйка, – кого почитаете вы первою женщиною на свете?
– Берегитесь, вы напрашиваетесь на комплименты.
– Нет, шутки в сторону.
Тут пошли толки. Иные называли m-me de Stael, другие Орлеанскую деву, третьи – Елисавету, английскую королеву, m-me de Maintenon, m-me Roland [246] и проч.
Молодой человек, стоявший у камина (потому что в Петербурге камин никогда не лишний), в первый раз вмешался в разговор:
– Для меня, – сказал он, – женщина самая удивительная – Клеопатра.
– Клеопатра! – сказали гости, – да, конечно… однако почему ж?..»
Можно прибавить к этому, сколько позволяет состояние рукописи, что из толков о Клеопатре Пушкин хотел извлечь именно тот контраст, о котором задумал, но он бросил разговор свой неконченным, как и отрывок, напечатанный в альманахе «Сто русских литераторов», да вскоре бросил он и самую мысль, подавшую повод к сочинению их. Он перешел к другому и более художественному роду противопоставления картин, именно к огненной импровизации бедного заезжего итальянца в виду блестящего общества его спокойных и взыскательных слушателей. Самый переход этот был сделан, однако ж, не без одного посредствующего звена. «Египетским ночам» предшествовал еще один опыт, именно мастерское изображение писателя – светского человека, некоторые черты которого приняты были потом и в повесть. Опыт этот под именем «Отрывка» и с объяснительным примечанием П. А. П[летнева] напечатан был в посмертном издании. Так наконец образовались «Египетские ночи» в их изумительной оконченности и отделке.
