К вечеру атмосфера прояснилась, и мы увидели на горизонте два возвышения. Одно из них лежало на SW 19°, и мы приняли его за Большой Баранов Камень. По счислению отстоял он от нас в 130-ти верстах. Другое, лежало на SW 5°, но были ли то действительно горы или только густые облака и пары, – точно сказать было невозможно.
По пеленгам первого возвышения определил я положение наше, совершенно согласовавшееся со счислением. Оказалось, что дальнейший восточный пункт нашей прошлогодней поездки находился от нас в 30-ти верстах к западу. Мы провели здесь ночь и на следующее утро (26-го) отослали 13 разгруженных нарт в Нижне-Колымск. Накануне отправил я мичмана Матюшкина, на двух нартах, с провизией на пять дней, в северо-восточном направлении для исследований, а сегодня сам в сопровождении штурмана Козьмина, на трех нартах с провизией на три дня, поехал прямо на север. Мы условились соединиться 29-го числа у заложенного склада провианта, где для облегчения собак оставили наш большой урос.
Отъехав 14 верст от места ночлега, находились мы, по полуденному наблюдению, под 70°52' широты и 1°56' счислимой восточной долготы. Здесь мало-помалу исчезают торосы, состоящие из вечного, никогда не тающего льда, а место их заступают другие, образовавшиеся от наслоения льдин. Они отличаются от предыдущих зеленовато-синим цветом, обнаженными острыми вершинами и некоторой правильностью форм. Мы встретили гладкую, не покрытую снегом полосу льда (вероятно, недавно замерзшую полынью) по направлению на WNW. Проехав по ней около пяти верст, к немалому удивлению заметили мы старые санные следы, и по ближайшем наблюдении оказались они нашими, сохранившимися от прошлогодней поездки. По вычислению, мы находились по крайней мере в 85-ти верстах от тех мест, где в прошлом году ездили; должно предполагать, что господствовавшие здесь во все лето северо-западные ветры подвинули целиком всю ледяную поверхность на восток.
Между новыми торосами попадались нам иногда торосы старого образования, и возле одного из них расположились мы ночевать, проехав 51-у версту. Бока тороса были совершенно покрыты крупным песком, что мы и прежде уже неоднократно замечали при торосах старого образования. Вечером и ночью небо было ясно; термометр показывал 20° холода при слабом юго-восточном ветре. Весь горизонт был обставлен торосами, и только изредка попадался разломанный лед, смешанный с илом и песком. Поутру 27-го марта находились мы под 71°13' широты; счислимая долгота была 2°13' восточная. Штурман Козьмин с вершины тороса увидел на NO два холма; тотчас навели мы в ту сторону зрительные трубы, но ничего не могли открыть.
Простым глазом можно было довольно ясно отличать два темно-синие возвышения, окраенные как горы, и то исчезавшие, то снова являвшиеся. Высочайшее из них запеленговано на NO 40°. Мнения наши относительно их были различны, но мы оба, я и Козьмин, наверное полагали, что видим землю, а наши проводники уверяли, что то были подымавшиеся из открытого моря пары, издали получавшие темно-синий цвет.
Отъехав отсюда с версту на NO 40°, встретили мы замерзшее во льду и почти уже сгнившее дерево. Чем дальше мы ехали, тем явственнее становились замеченные нами возвышения, и скоро приняли они вид недалекой гористой земли. Холмы резко окраились; мы могли различать долины и даже отдельные утесы. Все уверяло нас, что после долгих трудов и препятствий открыли мы искомую землю. Поздравляя друг друга с счастливым достижением цели, мы спешили далее, надеясь еще до наступления вечера вступить на желанный берег. Но наша радость была непродолжительна, и все прекрасные надежды наши исчезли. К вечеру переменой освещения наша новооткрытая земля подвинулась по направлению ветра на 40°, а через несколько времени еще обхватила она весь горизонт, так что мы, казалось, находились среди огромного озера, обставленного скалами и горами.
Потеряв едва родившуюся надежду, остановились мы в самом неприятном расположении духа на ночлег, проехав сегодня между торосами всего 40 верст. При 16° холода веял резкий ONO ветер. На другое утро (28-го), к досаде, увидели мы повторение вчерашнего оптического явления. По странному преломлению лучей, отраженных от дальних и ближних торосов, на низший, сгущенный парами слой атмосферы, казалось нам, что мы находились среди низменной, изрезанной плоскими холмами тундры. Проехав еще 11 ½ верст, мы достигли, по полуденному наблюдению, 71°34' широты и 2°51' счислимой долготы. Отклонение магнитной стрелки было 17° восточное. Не заметив ни малейшего уменьшения торосов и не предвидя, по прежним опытам, никакой скорой перемены, я решился возвратиться отсюда назад, чтобы в определенное время прибыть к нашей складке провианта. Возвратный путь наш был скорее оттого, что собаки вообще по знакомой дороге бегут быстрее и охотнее, а отчасти и оттого, что при нашей поездке сюда мы по возможности сгладили труднейшие места. До заката солнца проехали мы 50 верст.
Марта 29-го свежий восточный ветер распространил в атмосфере влажность. Термометр показывал 9° холода. В снегу видны были следы медведей и спутников их – песцов. Поздно вечером прибыли мы к складке с провиантом, где мичман Матюшкин ожидал уже нас с утра. Он ездил по северо-восточному направлению и, проехав в три дня 90 верст, достигал 71°10' широты, а по долготе почти меридиана Песчаного мыса. Торосы на пути его являлись реже, но глубокий, рыхлый снег весьма затруднял езду. Подобно нам, он видел на горизонте синеву и принимал ее за искомую землю. Кроме многих песцовых следов, заметил он след лисицы, что в таком дальнем расстоянии от берега было большой редкостью.
На пути один из наших проводников, знавший чукотский язык, занемог сильными желудочными припадками. К счастью, с нами был юкагир, слывший в Омеконе цирюльником; никогда, даже и в путешествии нашем, не расставался он со своим ланцетом. Видимо обрадованный случаю показать свое искусство, тотчас решился он пустить кровь и окончил операцию очень счастливо. Не могу утверждать, чтобы действительно от того больной почувствовал облегчение, но слабость его заставила нас целый день оставаться на месте.
Все мы равно страдали в то время болью в глазах, происходившей от яркого блеска весеннего снега, но болезнь была уже нам знакома из прежних поездок, и мы облегчали ее, натирая глаза спиртом, а потом при помощи очков из черного флера вовсе от нее избавились.
Пользуясь невольным бездействием, вырыли мы из льда провизии на 20 дней и нагрузили ею наши нарты.
В 2 часа пополудни 31-го марта отправились мы далее, по прежнему прямому северному направлению, ибо оно казалось нам удобнее северо-восточного. Отъехав только 12 верст, расположились на ночлег. Вечером и ночью было совершенное безветрие, все небо застилалось густыми облаками. Но на следующее утро (1-го апреля) поднялся восточный ветер, перешел к полудню на юг и очистил горизонт. Сегодня проехали мы только 20 верст. Медленность происходила главным образом от того, что почти всю дорогу шли мы пешком и нередко вместе с собаками тащили тяжело нагруженные нарты. По случаю дня Святой Пасхи (2-го апреля) оставались мы на месте. Двойная порция мяса и по две чарки вина на каждого распространили между нашими проводниками веселье, и оно еще более поддерживалось в них теплой и ясной погодой. Они пели, плясали, стреляли в цель из ружей и луков. Так провели мы целый день.
