Рассказ Чвэ Юн Гу рассеял в пух и прах наше сомнение в командующем Рян Сэ Боне. На самом же деле командующий Рян очень сожалел, что прервались связи с нами, и он не имел ничего общего с заговорами против нас. У меня на душе улеглось, когда я слушал об этом. Я больше всего обрадовался, еще раз убедившись в том, что он — сейчас его нет в живых — был честен перед патриотизмом, не запятнан перед своим моральным долгом. Нет ничего более радостного и более приятного, когда узнаешь, что человек, которого раньше ты считал замечательным, остается неизменно замечательным даже спустя целые десятки лет и что хранимая тобой чистая мысль об этом человеке не грязнится и не пятнается.
Ошибка командующего Ряна была в том, что он не смог увидеть интриг противника. Он был человек справедливый, стойкий, но не знал, что у него под самым носом штабист строил козни в целях не дать дорогу сотрудничеству с нами. И еще: когда тот злобно клеветал на коммунистов, Рян не сумел проникнуть в его нутро, не заглянул в душу этому подлецу. Да и сам командующий скоро погиб оттого, что был обманут коварным противником.
Рян переориентировался от антикоммунизма к коалиции с коммунизмом только накануне его смерти. В то время положение в Армии независимости было очень сложным: усиливалось вредительство лазутчиков и подкупленных ими приспешников, росло число дезертиров и других убегающих из части отсталых элементов. С другой стороны, прозвучал голос, требующий сотрудничества с коммунистами.
Рян не мог больше игнорировать коммунистов. Он признал, что наступил новый бурный период, когда в революции в двух странах, в Корее и в Китае, коммунисты стали ее главной силой, они уже вершат все дела. Он объективно строго проверял свой подход к коммунизму и, наконец, решил пойти на коалицию с ним.
Недопонимание коммунизма и неосознанная вражда к нему не позволили Ряну принять решение пойти на сотрудничество с нами. И вот такой человек все же пошел вперед, переориентировался к коалиции с коммунизмом. Это было особым событием не только в жизни самого Ряна, но и в истории борьбы Армии независимости. Он бросил флаг антикоммунизма и избрал путь коалиции с коммунизмом. Этот факт мы видим и в том, что он пошел на совместные действия с Ян Цзинюем. Он намеревался сотрудничать и с нами.
Японские империалисты пуще всего боялись того, что войска Рян Сэ Бона будут идти с нами рука об руку. Сотрудничество КНРА и Армии независимости означало бы военно-политическое единство коммунистов и националистов в национально-освободительном движении в Корее. Это стало бы большой угрозой врагу.
Японская жандармерия, полиция и спецслужба умышленно запланировали заговоры — убить Рян Сэ Бона и разложить Армию независимости изнутри. К этим интригам присоединились и Мукденская жандармерия и служба Хукусима генерал-губернаторства в Корее. За Рян Сэ Боном установил надзор и слежку также «Дунбяньдаоский партизанский отряд спецслужбы Квантунской армии Японии».
Есть еще такая версия, что для тайных операций по убийству Ряна было выделено более 100 тысяч вон. Были подняты на ноги и Пак Чхан Хэ и другие шпики Синцзина.
Коварнейшими интригами враги пытались заманить Рян Сэ Бона в ловушку. В заговор включили еще изменника некоего Вана, который имел давнюю связь с Ряном и «помогал» Армии независимости. Однажды этот предатель так льстил Рян Сэ Бону, китайская антияпонская армия желает встречи с Ряном для того, чтобы помочь Армии независимости. Обманутый его слащавыми словами, Рян Сэ Бон совершил оплошность — не успев разобраться в сути дела, отправился за Ваном к Далацзы, где, мол, его ждет китайская антияпонская армия.
На дороге Ван вдруг выхватил пистолет и, угрожая им, крикнул: «Слушай, я не вчерашний Ван Минфань. Желаешь жить — сдайся японской армии!»
Командующий Рян громогласно кричал на этого негодяя и тоже вынул оружие. Но было уже поздно — враги, укрывшиеся в гаоляновом поле, первыми же залпами из засады сразили его.
Как писал в своем очерке Чвэ Иль Чхон, слова верноподданного Пак Чжэ Сана «Принимаю кару Керима (Корея), но прочь должность и жалованье от самурайского короля», стали духом командующего Ряна и загнали врага в страх.
Иногда я думаю: если он пораньше бы стал на путь коалиции с коммунизмом, то его судьба, возможно, стала бы иной. Но это, конечно, неотвязная нить мысли того, кто жалеет о его смерти.
— Я умираю и не могу продолжать сопротивление Японии. Но вы, мои солдаты, будьте живы и пойдите к командующему Ким Ир Сену. Это ваш путь к жизни. Иного выхода нет!
Так завещал он своим подчиненным и закрыл глаза…
Нет, это не столько заветы покойного, сколько декларация о коалиции с коммунизмом, рожденная смертью одного патриота, который, разрушив барьер антикоммунизма, вышел на новую дорогу.
Откликнувшись на эту декларацию, через четыре года более 300 бойцов Армии независимости, те, кто встречал нас на улице города Тунхуа, пришли под командованием командующего Чвэ Юн Гу на гору Пэкту, чтобы присоединиться к КНРА. Я встретил их в Хуадяне.
Корейцы уезда Хуаньжэнь, чтобы не дать врагу глумиться над трупом покойного Ряна, похоронили его на горе за своим селом, не насыпав могильный холм, они сравнили могилу с поверхностью земли. Но японские войска и полицейские раскопали эту могилу, отрубили голову покойного и вывесили ее на улице города Тунхуа.
Семья покойного тоже подверглась жестоким преследованиям. Его родные, не вытерпев гонений японских и марионеточных маньчжурских войск и полицейских, были вынуждены даже заменить фамилию Рян на Ким и переселиться в горную глущь уезда Хуаньжэнь, удаленную на тысячу с лишним ли от железной дороги. Там они и ютились, как кроты.
После освобождения Кореи я направил наших работников в Южную Маньчжурию, чтобы привести родных покойного на Родину. Вернулись супруга командующего Юн Чжэ Сун, его сын, дочь и ее муж.
— Сколько вы перенесли мук и страданий после смерти мужа! Все время вас гоняли японские войска и полицейские…
Так я первым сказал при встрече и поздоровался с бедной женщиной. Она долго не могла унять слез, плечи ее вздрагивали неуемно.
— Вот я вижу вас, Полководец, и чувствую, что все горечи у меня растаяли. А что мои муки! Жили так, как все гонимые. Это пустяки. Зато какие мытарства и переживания были у вас, Полководец! Ведь вы сражались, чтобы изгнать самураев…
— Я все время был в боевых хлопотах. Не смог послать вам и весточки, за что чувствую себя виноватым перед вами.
— Виноваты-то это мы, Полководец! Жили мы хотя и в горах, но о вас слышали. Слушала о вас, — а в душе сетовала на покойного мужа: ты, родной, костьми лег на чужбине, не пошел за Полководцем!
