Ознакомительная версия.
«На земле жизнь и ложь – синонимы».
(Федор Достоевский, «Бобок»)* * *
«Да, я шут, но только я из тех шутов, которые пляшут под свою дудку, а не под чужую».
* * *
Самое страшное, когда злодейство становится повседневностью.
* * *
Катали макет памятника Жукову по площади. Примеряли, где ставить.
Ангелиус Силезиус, немецкий христианский мистик, поэт
* * *
Любовная сцена в купе… Две вешалки колотятся о стенку в раскачивающемся вагоне.
(Воплощено в «Солнечном ударе», 2014 г. – Современный комментарий автора.)
* * *
Рим. Аэропорт. Югославская семья. Видимо, из провинции. Крестьяне.
Мама – толстая, с вечно приоткрытым, полуулыбающимся ртом. В платке с челкой прямых волос, стриженных «под горшок». Платок завязан под подбородком. Сидит враскоряку, сняв туфли.
Дочка – загорелая, с крупными чертами лица, в пиджаке с люрексом. Руки огромные, крестьянские. Укладка волос волнистая, как в сороковые годы. Сама сильная и смешливая. Рядом – два сына или, может быть, это ее младшие братья, ибо она еще совсем не стара.
Один парень – лет 25–27, в кожанке новой, недавно очень обстоятельно подстрижен, в «дудочках», с перстнем и в «ковбойских» остроносых сапогах на каблуках. Второй – видимо, помоложе, но крупнее, в кожаном черном пальто с меховыми гигантскими лацканами, в белых джинсах, тоже «дудочках», с длинными курчавыми волосами.
Они, видимо, ждали рейса. Парни все время куда-то ходили, что-то узнавали и докладывали. Женщины чему-то смеялись…
Что-то замечательно здоровое, веселое и трогательно-наивное было в этом семействе.
* * *
Рассказ Ю. Ф. Ярова о том, как сразу после войны в Латвии стояли наши корабли. И к каждому из них были «прикреплены» семьи из определенных домов. Когда какой-то корабль уходил, у латышей было ощущение, что уехала их мама. Потому что с этих кораблей их кормили.
Те же, кто оставался еще на довольствии у находившихся в порту кораблей, никого чужого к себе не пускали.
(Юрий Федорович Яров – в то время (начало 90-х) заместитель председателя Верховного совета РСФСР, затем – заместитель председателя Правительства Российской Федерации. – Современный комментарий автора.)
* * *
«Дух в произведении искусства – это его идея. Душа – атмосфера. Все же что видимо и слышимо – его тело!»
(Михаил Чехов)
Михаил Александрович Чехов
* * *
Юрий Федорович Яров маленьким ложился спать голодным, и чтобы не думать о еде, засыпал. Мама приносила ночью картошку и жарила ему со шкварками, а потом будила и, сонного, ночью кормила.
Он же утром ничего не помнил, и маму это ужасно огорчало. Она плакала, потому что хотела сделать сыну приятное, а он даже не мог порадоваться еде, потому что ел во сне.
* * *
На рыбном рынке рано утром в Гамбурге. Танцуют похмелившиеся люди, остальные в такт музыке хлопают в ладоши. В толпе, спиной ко мне, стоит женщина в шубе, тоже хлопает. Потрясающей красоты руки… Медленно пытаюсь обойти ее и посмотреть, что за лицо принадлежит этим рукам. Оказалось, ничего особенного!
* * *
Три русских му…ка в костюмах и при галстуках пошли смотреть нудистов на пляже. Все повалились вместе с забором.
* * *
Пора бы всем понять, что с нами ничего не сделать. Но самим нам что-то с собой нужно делать обязательно.
* * *
О русской гордости мы вспоминаем, когда нужно отдавать долги, берем же, совершенно об этом позабыв.
Школа моисеевцев и фигуристов. Коридоры четвертого этажа. На переменках соревнуются, кто с места, да еще и с одной ноги впрыгнет на подоконник открытого окна! И застынет, держа равновесие!
* * *
С нами учился третьеразрядник по боксу Володя Мещерский. Он на три года был старше всех нас, так как оставался уже в третий раз в пятом классе. Несмотря на свои спортивные успехи, он был совершенно плоскостопый, словно с изуродованными ногами, ходил в ортопедической обуви. Обезьянье лицо, будто высушенное, и руки с дикими костяшками на пальцах (видимо, артрит врожденный).
И вот этот Мещерский в своей борьбе за лидерство в классе решил весьма оригинальным способом расставить все точки над «i» и организовал секцию бокса. Причем он отобрал туда одних отличников (то ли чтобы на них отыграться, то ли по иным каким соображениям, более утилитарным). Заодно и меня туда засунул, хотя я отличником не был. Собрал со всех нас по рублю, «на секцию».
В парадном на «черном ходу», как бы на маленьком ринге, всех нас собрал, выдал одному боксерские перчатки и надел перчатки сам. Проводил занятие он так: показывал, как встать, а после въебашивал в лоб. И отличник улетал. Помню, дальше всех летел отличник Слава Соболев. Он грохнулся спиной о батарею и сказал, вставая, что ему на сегодня занятий достаточно. И Володя великодушно отпустил его домой, не забыв забрать его тетрадки, чтоб списать домашнее задание.
Все ждали своей участи, поняв, что никуда уже не деться. Я в этой очереди был последним. Наконец, оставив по рублю, все отличники исчезли с набитыми рылами, и настал мой черед. Я надел с помощью «тренера» перчатки, он небрежно их зашнуровал… Но я левша, и встал невольно в ту позицию, которая для меня естественней и проще. Он этого не понял. И так как до того он бил правшей, то и повел себя по прежнему стереотипу, то есть правая часть его лица оставалась открытой (для левши). По этой причине я, инстинктивно ударив в ответ, очень удачно попал ему в челюсть. После чего он отмудохал меня со страшной силой.
Когда же «занятие» подошло к концу, Володя выдал мне две исписанные школьные тетрадки со своей поэмой, с тем, чтобы мой папа где-нибудь ее опубликовал. Начиналась поэма так: «Как стаи черной саранчи, идут фашисты-палачи!..» Мне показалось неплохо, и я с легким сердцем понес этот шедевр отцу… Думаю, можно примерно понять, что я от него тем вечером услышал.
* * *
Учился с нами еще один замечательный персонаж, Саша Борзенков, который немецкий диктант писал русскими буквами, за что с удовольствием получал кол и бывал выгоняем из класса.
«Их бин» он так и писал русскими буквами, как слышал.
* * *
Политбюро перерисовывают. В «портретной галерее» над стадионом «Динамо» вместо выведенных из Политбюро рисуют нововведенных. Прямо на старые лица наносят новые – сперва, не трогая костюмов, замазывают прически, глаза и носы пульверизатором, и так далее.
* * *
Младший брат известного писателя Вячеслава Шишкова был скульптором. Человек огромного роста. Страшен бывал в пьяном виде. Хотя невероятно добродушен, только с виду он был страшным. Зато настолько, что если он, выпивши, куда-то приходил (даже к своим художникам и скульпторам), все старались от него попрятаться.
Ознакомительная версия.
