После длительного обсуждения решили, что на пресс-конференции факт гибели первого президента придется констатировать мне, чтобы предотвратить всякую возможность возникновения слухов. Мне было нелегко принять это решение, утешало только то, что я смогу сказать все, что я думаю об этой войне. И еще я очень надеялась, что мои слова услышит весь мир.
Пресс-конференция была назначена на 24 апреля, то есть на завтра, а ночью мы должны были тайно похоронить Джохара. Одновременно еще в двух местах организовались его похороны, чтобы навести противника на ложный след, если вдруг захотят вскрыть могилу.
В два часа ночи за нами приехали две машины, одна из них была «Газель» то есть микроавтобус. В нее мы положили Джохара. В «Газель» сели я, Муса, Лечи, Ахмет и Висхан, племянник Джохара. Всего нас было девять человек, один из них молодой ополченец-мулла. Долго мы ехали через темный лес, пересекали какие-то дороги, поляны и наконец выехали к сельскому кладбищу. Над нами проносились снаряды, небо озарялось заревом далеких пожарищ. Меня с Джохаром оставили за оградой, все остальные пошли копать могилу. Я сидела, оцепеневшая от холода, усталости и неизбежности, что сейчас должно было произойти. Огромные деревья с голыми ветками стояли вокруг под обвившимися лианами омелы, как под накинутыми траурными платками. Внизу, у подножия, клубился густой туман, в нем все приобретало фантасмагорические, чудовищные очертания. Вдруг какая-то большая ночная птица, резко вскрикнув, упала с дерева в глубине леса. Я вздрогнула от ужаса. Я не спала уже третью ночь, но спать совершенно не хотелось. Так и сидела возле него, окоченевшая, до тех пор, пока где-то глубоко внутри не начали появляться цветные картины. Не знаю, откуда они появлялись, я ведь не спала, может быть, я видела то, что мне показывал Джохар?
Цветущие молодые сады, между ними уютные небольшие домики, по многочисленным тропинкам среди газонов и цветов шли к голубым прозрачным водоемам люди в белых одеждах, отдельно мужчины и отдельно женщины; их поступь была неслышной, а шествие медленным и умиротворенным. Я открыла глаза, это были грезы наяву…
Ко мне подошли и повели показать, как тщательно, строго по правилам, вырыли яму для могилы. Рядом было много таких же свежих могил. За эту войну каждое чеченское кладбище увеличилось в несколько раз. Села сокращаются, а кладбища растут. Как бы скоро не оказалась вся небольшая чеченская земля сплошным кладбищем с зелеными, звенящими под ветром, железными флажками шахидов на высоких древках. Таких же стройных, как те юноши, которые лежат под ними. Иностранные журналисты, когда приезжали снимать нашу «танцующую революцию», любовались «образцом мужской красоты», так называли они наших гвардейцев. Сколько таких «Ален Делонов» лежат тут? От президентской гвардии осталась только половина…
Медленно возвращались мы между могилами обратно. Туман чуть посерел, сейчас должны прийти за Джохаром. Но разве можно хоронить Президента без его народа, которому он на Коране поклялся в вечной верности? Да еще ночью, тайно, как преступника? Ведь мусульмане потому и торопятся с похоронами, чтобы успеть это сделать при свете дня… Бессильные слезы начали вскипать где-то глубоко внутри меня, сейчас они выплеснутся наружу. Я не хотела оставлять его одного в этом мрачном лесу. За Джохаром пришли, молча, с поникшими головами, встали вокруг… Им было так же тяжело, как и мне. Подняли. «Сейчас мое сердце разорвется», — успела подумать я, как вдруг ослепительный свет появился откуда-то сверху, из-за моей спины. Яркие лучи переливались на деревьях, падая розовыми и сиреневыми косыми потоками, в которых мерцала каждая мельчайшая частица воздуха. Сияли ветки, сверкала алмазами росы изумрудная трава, а над нашими головами гремел хор из тысячи птичьих голосов, кажется, со всего леса. Поблескивающим, звенящим облаком зависли птицы в вышине прямо над нами, а голоса их все набирали силу, то рассыпаясь на отдельные переливчатые восторженные трели, то соединяясь вновь в едином торжествующем гимне. «Они прилетели его проводить», — успела подумать я, потрясенная сияющей красотой, которая разлилась вокруг, и вдруг поняла: «Они его встречают!!!» Провожаем мы, он уходит из нашего жестокого мира людей в этот божественный мир света и любви.
Джохара понесли прямо в сияющие лучи, а я побежала посмотреть поближе на деревья, рассеченные их розовыми и сиреневыми сверкающими косыми потоками. Неужели и рядом я увижу те же прекрасные лучи или это только оптический обман и при приближении они рассеются? Удивительно, но и при ближайшем рассмотрении верхние розовые полосы лучей резко граничили с нижними, сиреневыми. Светилась каждая частица воздуха, коры, каждая пылинка жила сама по себе. «Жизнь — везде!» — сверкнула во мне догадка, и счастье переполнило все мое существо.
Время пролетело, как один миг. Вернулись ребята. «А ты видела, как они встречали нашего Президента? — у Висхана блестели мокрые от слез ресницы, но это были слезы радости. — Мы похоронили только его тело. А Джохар шагнул от нас прямо в небо».
Сама природа, ожившая и прекрасная, распахнула ему свои объятья, его встречал сам Всевышний. Чего стоят наши мелкие человеческие земные радости и горести по сравнению с тем, что мы только что увидели. В нас словно влились новые силы…
ЧАСТЬ V
По окончании тезет приехали Раиса и жена Магомета Жаниева. Мы обнялись молча, без слов понимая друг друга. После Магомета осталось четверо маленьких детей-сирот. Его бледная молодая жена смотрела прямо перед собой остановившимся, скорбным взглядом. Я начала утешать ее, рассказывая про вещий сон Джохара: «Они «там» сейчас все вместе, как их души были вместе за неделю до покушения, когда во сне смотрели на нашу землю с «крыши мира»». «А я вчера во сне видела Магомета после смерти, — призналась вдруг Раиса, которая до этого относилась к таким рассказам очень недоверчиво. — Он стоял внутри огромного светящегося здания, удивленно трогал стену и говорил: «Даже стены здесь из чистого золота…» И тут вдруг вмешалась в разговор младшая дочка Амхада: «А я вчера в полной темноте услышала голос, который громко сказал: «А у Джохара и лицо, и одежда из света». Я была потрясена, потому что вспомнила, как еще в марте, за месяц до всего, что с нами пррозошло, задавала Корану три вопроса. И на вопрос, «что с нами будет?» он ответил так: «Позавидуют Вам пресвятые мученики и пророки, лица ваши будут из света и одежда из света».
На следующий день я отвечала на вопросы журналистов. Помню, что, говоря о русско-чеченской войне, я вспомнила слова Джохара, которые услышала когда-то: «Даже маленький котенок, когда его загоняют в угол, начинает царапаться и кусаться, а вы хотите, чтобы мы умирали, не защищаясь». Я официально, как свидетель, констатировала факт гибели Президента, без единой слезы, вспомнив просьбу Амхада, старую Лейлу и сотни, тысячи таких же, как она, слабых и больных стариков и женщин в Чечне. Мои слезы убили бы их последнюю надежду. Пусть они думают, что он жив… И пусть боятся те, кто с жадностью ловят каждое слово о смерти Джохара. Потому что он жив, пока живы мы, все те, кто любит его, те, которых он научил, не боясь смерти, бесстрашно любить свою свободу. Потому что смерти нет и быть не может, пока существует любовь! С каменно-холодными лицами слушали меня иностранные журналисты… Какое им было дело до нашего горя? Плакала только сидящая внизу на полу, прямо возле меня, Хазман. Наша скромная, как птичка, незаметная чеченская девушка — журналист, храбро прошедшая сквозь огонь и пепел Самашек и Первомайска. Вот она меня понимала…
