Поздравление детского коллектива на праздновании семидесятилетия Райкина в Ленинграде. 1981 г.
После спектакля. 1980-е гг.
Семидесятилетие Райкина в Москве в Концертном зале «Россия». 1981г.
С Майей Плисецкой.
С Леонидом Утесовым
Проба костюма к спектаклю «Его величество театр». 1979 г.
В Московском государственном театре эстрады с Геннадием Хазановым, Марком Розовским, Сергеем Юрским, Александром Филиппенко, Семеном Альтовым. 1980-е гг.
Отец и сын. Династия продолжается.
В череде поздравлений были теплые, искренние приветствия от коллег из Большого драматического театра, Театра сатиры Народной Республики Болгария, Театра им. Евг. Вахтангова. От Всероссийского театрального общества выступил Л. О. Утесов. Еще в 1939 году на Первом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады он предсказал молодому, начинающему артисту, что тот «останется навсегда». Кажется, на этом вечере впервые в адрес Аркадия Райкина прозвучал крайне редкий тогда по отношению к действующим актерам эпитет «великий». Его произнес Леонид Утесов, пожелавший своему младшему другу дожить до той поры, когда его меч и щит, на котором написан девиз «Правда», окажутся невостребованными. Выступление Рины Зеленой, в прошлом в течение ряда лет, в том числе в годы войны работавшей с Аркадием Райкиным, было оформлено как яркий концертный номер. Теплые телеграммы пришли от Майи Плисецкой и Родиона Щедрина. «Моему другу, моему младшему товарищу, моему учителю» — так обратился к нему С. В. Образцов. Кстати говоря, кто-то из выступавших выразил удивление, почему этот юбилей не транслируется телевидением.
Завершая рассказ о праздновании шестидесятилетия артиста, замечу, что много позднее один из его, казалось бы, верных последователей и учеников высказал мысль, что «уж слишком старательно делают Аркадия Райкина несчастной жертвой времени». В статье «А если без шуток?», опубликованной в газете «Культура», автор утверждает, что изображать его страдальцем неверно., тем более что в 1968 году он получил звание народного артиста. «Мо-о-огет быть, мо-о-огет быть», — сказал бы, смешно растягивая гласную, один из персонажей Аркадия Исааковича. Но, опять же используя высказывание Райкина, дело в том, что «правая рука не знает, что делает левая»: награждали и одновременно осаживали, доводили до больницы. Но у обычных людей, зрителей и слушателей, было свое мнение. На протяжении почти полувека он оставался не просто кумиром, небожителем, но и близким человеком, помогавшим выжить, дарившим надежду своим искусством.
Просматривая письма, адресованные Аркадию Райкину (мне удалось познакомиться с ними до того, как они были сданы в РГАЛИ и на некоторое время оказались недоступны), легко убедиться, что многие адресаты даже не видели артиста не только «живьем», на сцене Театра миниатюр, но даже по телевидению, только слышали его голос. «Нечеловеческий магнетизм», который, соглашусь с Михаилом Жванецким, ему действительно был присущ, все-таки не был главной причиной его всенародной славы.
Его личность как олицетворение правды, веры в добро отражала представления множества людей о человеке, говорившем о том, о чем они не всегда решались думать. Вот и шли к нему письма отовсюду, со всех концов страны. Он стал общественной фигурой, личностью в государстве, а не просто в искусстве.
Письма зрителей, по счастью, частично сохранившиеся, — потрясающий документ эпохи. В них — бездна человеческого горя, рассказов о несправедливости.
Каждое выступление по радио, а позднее по телевидению, с одним номером или с целым спектаклем, вызывало поток писем. Если же таких выступлений долго не было, корреспонденты Райкина выражали тревогу, почему его не слышно, просили выступать почаще.
Письма были порой малограмотные, иногда написанные карандашом. Авторы спрашивали, как стать актером, таким как Райкин, просили выслать репертуар и помочь достать билеты на спектакли Ленинградского театра миниатюр, предлагали свои рассказы, фельетоны, миниатюры, поздравляли с праздниками, с присвоением почетных званий. Подобные письма, по-видимому, получают многие известные актеры. Но, пожалуй, больше всего было писем, которые могли быть адресованы только Райкину. Он был свой, близкий, всё понимающий. С ним делились самым сокровенным, интимным. Мужчины (что говорить о женщинах!) говорили ему слова любви. Вспоминается фраза Жванецкого: «Его обаяние выше женского, чего не бывает!» _
Шофер из Акмолинской области Казахстана писал: «Я вас видел только один раз в спектакле «Под крышами Парижа», но вы мне запомнились на всю жизнь».
Рабочий из Магнитогорска: «Дорогому нашему любимому артисту рабочего класса и всей советской интеллигенции. Я решил обратиться просто так к самому любимому артисту Советского Союза за советом...»
Жители станции Худосланская Восточно-Сибирской железной дороги: «Приезжайте к нам! Посмотрите, как мы живем, посмотрите, какие у нас директора леспромхозов, председатели колхозов и прочие руководители, так сказать, районного масштаба. Мертвые души Гоголя — это мелочь по сравнению с душами, живущими сейчас в 59 году в Советском Союзе».
Электрик из Львова, 30 лет: «Хочу выразить Вам свое восхищение, благодарность за Ваш талант... помню каждый вздох, каждую паузу во всех Ваших выступлениях. Извините мое откровение, но я иначе не могу. Я испытал столько блаженных минут. Мое уважение к Вам столь велико, что мне порой приходят в голову нелепые мысли. Вот-де, если бы для Вас потребовалась жертва, я б ее с большой охотой совершил».
Врач из Одессы, посмотрев по телевидению «На сон грядущий», пишет: «Рядом с волнующим чувством восторга шло чувство большой тревоги за Вас, за чрезмерное расточительство Вашего таланта. Вы — гордость нашего народа, Вы ему принадлежите, а расточаете себя безжалостно».
Подобных просьб — «жалеть себя», «не работать на износ» — в архиве Райкина множество.
«Наш директор школы говорил: «Его даже антисемиты любят»», — писала учительница из Молдавии.
«Сколько тепла, заботы о нашем человеке в Ваших выступлениях. Откуда Вы так осведомлены о наших тревогах?..» — обращалась к артисту группа учителей из Риги.
