Но в Бергене отсутствовало что-либо более существенное, чем запчасти и условия для ремонта. Туда не доставлялась почта. Я рассчитывал на письмо, телеграмму – на что угодно, – только бы знать, что дома всё в порядке. И наши мешки с письмами, видимо, потерялись где-то – либо в неразберихе отступления из Франции, либо из-за того, что почтовые судна были потоплены авиацией противника в проливе Скагеррак или в фиордах. Мы были отрезаны от родины. Отсутствие вестей о судьбе родных и близких тяжело переживалось каждым из нас.
Под низкими, серыми, слоистыми облаками я повёл «У-953» в арсенал выгрузить торпеды. Там находилось несколько помятых корпусов лодок, подлежавших резке на металлолом. Я ожидал оживления активности наших подлодок, базировавшихся в Норвегии, после того как порты во Франции были потеряны. Но здесь царило удручавшее безмолвие. Напрасно я надеялся на давно обещанные новые типы подлодок.
Ужин в жилом корпусе был скудным и строго нормированным, чего и следовало ожидать в сложившихся условиях на пятый год войны. Мне сообщили, что комендант города решил организовать торжественный вечер в нашу честь, где можно было побаловаться разными напитками, закусками, послушать музыку и потанцевать с норвежскими девушками. Возвратившись в свою комнату, я вытащил из своего единственного чемодана комплект морской формы, который захватил с собой. Она была влажной, в морщинах и плесени. Неприятный запах сопровождал меня, когда я ехал в загородный дом в горах, на курорт флотилии.
Утром на третий день своего пребывания на берегу я встретил своего старого знакомого – офицера штабной группы «Запад» капитана Розинга. Он успел выбраться самолётом из Ла-Рошели за несколько часов до того, как в него вошли американцы. За его прибытием в Норвегию последовало открытие близ жилого комплекса подводни-ко"в штабного учреждения в целях активизации подводной войны против англичан. Вкратце сообщив Розингу о своём последнем походе, я обратился к нему с просьбой:
– Герр капитан, прошу посодействовать мне в получении новой лодки – если возможно, новейшего типа. «У-953» просто непригодна для выхода в море. В Норвегии к тому же нет условий для её ремонта и приведения в боеготовность.
– Не вижу возможности для выполнения вашей просьбы, – ответил Розинг. – Мы предпринимаем сейчас все усилия, чтобы восстановить каждую лодку обычного типа для предстоящих весной крупных сражений.
– Герр капитан, ремонт нашей лодки займёт времени не меньше, чем строительство новой.
– Это не вам решать. Ваше дело – исполнять приказы.
С ним было всё ясно, разговор больше не имел смысла. Я был отправлен в отпуск.
В тот же день у меня возникла идея отремонтировать мою лодку на верфях в Германии, Моё будущее оказалось тесно связанным с «У-953». Я понял, что целесообразнее оставить мечты о новой лодке и сконцентрироваться на продлении жизненного ресурса старой.
Команда приняла эту идею стоически. Гораздо большую озабоченность вызвали новости, переданные по радио. Мы узнали, что англичане достигли нижнего Рейна, а американцы заняли первый немецкий город Ахен. Сообщалось о массированных бомбардировках союзниками Штутгарта, Мюнхена и даже Инсбрука. Обстановка складывалась как нельзя хуже, хотя нас уверяли, что не всё потеряно. Голос из Берлина снова и снова внушал нам, что скоро будет использовано новое оружие, которое обеспечит нам окончательную победу. Мы видели, что на нас надеются, и выходили в море с целью это доверие оправдать.
В сумерках в туманный день позднего октября «У-953» была готова покинуть порт. Перед наступлением ночи катер береговой охраны вывел нас в фиорд. Это был бесшумный переход через неприятельскую акваторию, где уже действовали британские торпедные катера. По окончании первой ночи' мы прибыли в бухту Хаугесун-на и укрыли на целый день лодку под навес пирса. На следующую ночь последовали за эскортом среди скал, порогов и теснин вдоль скалистого побережья в Ставен-rap. Снова мы провели день в бездействии у незащищённого пирса в нервном напряжении. На закате начали продолжавшийся всю ночь переход через фиорды и опасные теснины в Эгерсунн. Здесь мы закрепили швартовы за низкорослые сосны, росшие из расщелин Скального камня, и спрятались под их ветвями. На следующую ночь вышли без сопровождения в открытое море и, пользуясь временно отремонтированным в Бергене «шнеркелем», обогнули южный каблук Норвегии и вошли в пролив Скагеррак. Через две ночи мы повстречали в Балтийском море немецкий конвой и с наступлением дня прошли мимо маяка Кильской бухты. Серым холодным утром «У-953» пришвартовалась у пирса Тирпица. Мы вернулись в Германию.
Наше прибытие не вызвало торжественных мероприятий, по существу, оно осталось незамеченным. Одевшись в свой старый сморщенный костюм из кожи, я вышел на пирс. и направился к допотопному пароходу, который стоял у пирса с начала войны. Я искал там резиденцию командования Пятой флотилии, поскольку знакомый тендер «Лех» уже исчез. Мне сообщили, что резиденция перебралась на берег. Шагая по знакомым просмолённым доскам настила, я наблюдал многочисленные свидетельства деградации порта со времени моего последнего посещения его 22 месяца назад. Старый тендер лежал после бомбёжки на берегу, его палубы заливала нефтяная жижа и мутная вода. В отдалении высились чёрные стены развалин. Горы металлолома и строительного мусора заполнили пространство, которое когда-то было фешенебельным районом Бе-левю. Я с трудом нашёл новую резиденцию командования флотилии среди разрушенных казарм. Командующий выслушал мой рапорт с полным безразличием. Мне было приказано отправляться в Любек. Там можно с уверенностью рассчитывать на ремонт подлодки, здесь же, в Киле, нельзя было гарантировать даже её безопасность.
Через час после того, как мы закрепили швартовы, их пришлось снова снять. «У-953» покинула Кильскую бухту и поспешила на восток под темнеющим вечерним небом. Когда рассеялся утренний туман, лодка вошла в устье реки Траве и вскоре после полудня притулилась к шаткому пирсу небольшой базы ВМС – Любек-Симе. Я не застал коменданта базы в его резиденции. Часовой сообщил, что он отправился завтракать и может вернуться только через несколько часов.
В небольшом жилом комплексе базы было безлюдно, похоже, им мало пользовались. «У-953» была единственной подлодкой, пришвартованной к пирсу. Мои подводники завтракали, сидя на ограждении мостика или прямо на палубе. Завтрак оказался скудным, но и за это мы были благодарны. В полдень мне сообщили, что комендант готов встретиться с нами. Мы собрались на небольшой площадке, и я представил команду довольно упитанному офицеру. Он что-то говорил мне о том, что выбрал это место для службы Отечеству в согласии со своими привычками и семейными обязанностями. Я с негодованием заметил, какую недовольную мину он скорчил на лице, когда инспектировал моих подводников, неопрятных и истощённых после долгого похода. Мы немедленно стали восстанавливать свои силы. Я отвёл «У-953» в сухой док, где её должны были переоснастить. Возвратившись в жилой комплекс, с удовлетворением обнаружил, что старпом позаботился о расселении команды по казармам. Мой чемодан был доставлен в угловую комнату, которая на некоторое время должна была стать моим домом. Я распаковал вещи, отправил часть одежды в стирку и чистку. Затем не без волнения я попытался связаться с родными. Однако телефонная связь с Дармштадтом бездействовала – и это через два месяца после воздушного налёта. Я послал родным телеграмму с просьбой немедленно ответить.
