Прогноз Александра Григорьевича оказался верным. Последующие события это подтвердили. Буквально через пару месяцев Потебенько был освобожден от занимаемой должности».
Вспоминая первые месяцы работы в здании на Пушкинской улице, Трубин рассказывал:
«Моим предшественником на должности Генерального прокурора СССР был А. Я. Сухарев. Он хороший юрист, хороший организатор, но ему не повезло. Время его, как, впрочем, и моей работы совпало со временем разгула в СССР сепаратистских и демократических настроений, массовых протестных действий как в национальных республиках, так и в России. В обществе возникли неразрешимые противоречия, произошел раскол, при котором каждая из сторон признавала только свою правоту. В этих условиях от прокуратуры требовалось не только своевременное реагирование на события, но и принятие правильных правовых решений. Однако любое самое обоснованное решение не могло устраивать всех, вызывало публичную массовую критику, подогревало нездоровые настроения различного рода демонстрантов и митингующих. Положение усугубилось тем, что в ряды митингующих влились следователи Прокуратуры СССР Гдлян и Иванов, выступавшие с публичными заявлениями о личной нечистоплотности „верхов". Последовавшее за этим увольнение „мятежных" следователей и возбуждение против них уголовного дела еще больше накалило общественно-политическую обстановку. Поэтому Сухарев счел за благо уйти в отставку.
…Приход нового Генерального прокурора в моем лице дал повод определенным силам требовать пересмотра многих решений предшественника, возобновить попытки вовлечения прокуратуры в разрешение политических конфликтов и т. д. От меня, в частности, требовали восстановить на работе Гдляна и Иванова, прекратить возбужденное против них уголовное дело, привлечь к уголовной ответственности коррупционеров из ЦК КПСС, отдать под суд виновников тбилисских событий 1989 года из числа военных и государственных деятелей, вмешаться во взаимоотношения Грузии и Абхазии, Молдавии и Приднестровья, Армении и Азербайджана, навести порядок в организации прокурорской деятельности в Латвии, где функционировали две прокуратуры, пресечь „бесчинства” Рижского ОМОНа, выявить виновников вильнюсских событий 1990 года, а также „зачинщиков” шахтерских забастовок и т. д. Эти требования звучали из уст разных лиц на заседаниях Верховного Совета и съездах народных депутатов СССР, на митингах и прочих собраниях. С этим ко мне приходили Гдлян и Иванов, Ардзинба, Смирнов, Тер-Петросян, звонил Ландсбергис… При этом выводы прокуратуры о необоснованности каких-то требований не находили понимания у их инициаторов, вызывали новую волну недовольства, которое подогревалось заинтересованными лицами.
За непродолжительный период моей работы в должности Генерального прокурора СССР не было ни одного дня, когда бы в стране не произошло чего-нибудь чрезвычайного, требовавшего особого внимания именно Прокуратуры Союза. Аппарат работал с большим напряжением, особенно его следственная часть. Лично Генеральному прокурору необходимо было присутствовать на заседаниях Верховного Совета и съездах народных депутатов СССР, заседаниях Государственного совета, а решением конкретных вопросов деятельности прокуратуры, рассмотрением конкретных ее результатов, хода выполнения ее конкретных действий приходилось заниматься в перерывах между этими заседаниями и съездами. Тяжелое было время и неблагодарное. Любое решение прокуратуры, удовлетворявшее одну часть общества, вызывало неприятие и публичную критику со стороны другой части общества. Отказался восстановить на работе Гдляна и Иванова – шумное недовольство их друзей из „Демократической России”. Согласился с прекращением возбужденного в отношении этих лиц уголовного дела – возмущение депутатов из Узбекистана и не только их. Не нашел оснований для пересмотра выводов своего предшественника по тбилисским событиям 1989 года – бурная негодующая реакция грузинских депутатов и общественности. Так было во всем».
Сепаратистские устремления и действия политических руководителей союзных республик не могли не сказаться на незыблемости единства прокурорской системы. Прокуроры республик если и выполняли отдельные поручения Прокуратуры Союза, то обязательно с учетом своей «самостийности». Особенно это относилось к Грузии и Латвии.
Со стороны официальных лиц зазвучали даже высказывания о том, что Прокуратура Союза в системе органов обновленного Союзного государства вообще не нужна.
Немало хлопот доставляли Генеральному прокурору и пресса, и депутаты, которые буквально заваливали Прокуратуру Союза своими письмами и поручениями, на которые требовали незамедлительного ответа.
В конце 80-х годов в дополнение ко всем прочим бедам в стране обозначился всплеск преступности, причем отмечался он во всех союзных республиках. Количество зарегистрированных преступлений приблизилось к трем миллионам, из них почти четверть были тяжкие. Было совершено свыше 25 тысяч убийств, 22 тысячи изнасилований, более 150 тысяч разбоев и грабежей. Нарастала и преступность несовершеннолетних. На этом криминальном фоне процветали бесхозяйственность, разгильдяйство и воровство. Страна ежегодно теряла от хищений и недостач более 4 миллиардов рублей. Растаскивалось в пределах 20–30 процентов выращенного урожая, около 2,5 миллиона тонн мяса, огромное количество иной продукции. Грубо нарушались обязательства по договорам поставок, в том числе в общесоюзные фонды, что поставило на грань голода целые регионы. Очереди, дефицит, зачастую создаваемые искусственно, – вот реалии того времени.
Все это, по словам Трубина, не могло не отразиться на деятельности Прокуратуры СССР, которая во многом утратила свои позиции, не сумела перестроиться, сработать на опережение, допустила ослабление, а в ряде мест вообще утратила нити в управлении прокурорской системой. Были приведены и примеры. В Туркмении назначение прокуроров стали согласовывать с местными Советами, а в Латвии и Литве пошли даже на создание параллельных прокуратур, полностью зависимых от Верховных Советов республик, не признающих Конституцию СССР и союзные законы…
В то же время Трубин не прекращал, несмотря ни на что, усилий по усовершенствованию прокуратуры. Так, он высказался за создание самостоятельного Следственного комитета, считая, что в интересах законности следственного аппарата в прокуратуре быть не должно. «При необходимости любое дело прокурор может принять к своему производству», – подчеркнул он. Незадолго до этого в интервью газете «Известия» Трубин конкретизировал это предложение: «В душе я за самостоятельный Следственный комитет. Но для этого нужны время и деньги. Ни того ни другого у нас пока нет. Наиболее реальный шаг в этом направлении – сосредоточить расследование уголовных преступлений в МВД СССР».
