«Своеобразие текущего момента, – отмечал тогда Трубин, – в том, что влиятельные силы, противодействующие построению правового государства, люди, которые хотят погреть руки на правовом хаосе и параличе власти, создают огромные трудности для поддержания законности и правопорядка, обеспечения стабилизации обстановки в стране. Одно из опаснейших проявлений сознательного правового нигилизма – так называемая война законов.
27 мая 1991 года приказом Генерального прокурора СССР Трубина для работников органов прокуратуры была введена «Присяга работника прокуратуры», которая должна была приниматься каждым работником, поступающим в прокуратуру на оперативные должности, начиная с 1 августа 1991 года. Был утвержден и текст этой присяги.
Громкое дело
ГКЧП
Утром 19 августа 1991 года страна проснулась под музыку Чайковского из балета «Лебединое озеро». В промежутке между мелодиями зазвучали необычные сообщения, заставившие всех прильнуть к радиоприемникам. Объявлялось о создании Государственного комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП)…
После образования ГКЧП страна фактически раскололась. Одни поддерживали действия «гэкачепистов», называя их своевременными и правильными, другие, напротив, встретили их в штыки. Но если процессы в глубинке шли глухо, то Москва и Ленинград – клокотали.
Во время августовских событий Генеральный прокурор СССР Н. С. Трубин находился с официальным визитом на Кубе. Вот что он рассказал:
«19 августа на рассвете меня разбудили работники советского посольства и показали поступившие к ним документы ГКЧП, в том числе обращение к мировой общественности, из которых усматривалось, что в связи с болезнью Горбачева вся полнота власти в СССР переходит к группе лиц во главе с вице-президентом Янаевым… Для меня это стало потрясением, так как было непонятно, что случилось с Горбачевым за несколько дней моего отсутствия в Москве, что чрезвычайное произошло в стране.
Посла СССР в Республике Куба на месте не было, а замещавший его советник-посланник никакой дополнительной информацией не располагал. Оба мы сошлись на предположении, что речь идет о государственном перевороте, но полной уверенности в этом не было. Поэтому, когда после заключительного официального мероприятия нашей делегации (подписание договора о сотрудничестве с кубинской прокуратурой) меня атаковали журналисты с вопросом о том, что произошло в моей стране, я вынужден был сказать, что не могу дать однозначного ответа, т. к. не знаю, что фактически случилось с президентом и какие конкретные обстоятельства послужили основанием для введения режима чрезвычайного положения. В то же время разъяснил, что в СССР имеется Закон о чрезвычайном положении, в соответствии с которым чрезвычайное положение объявляться может при определенном стечении обстоятельств. Этого оказалось достаточно для того, чтобы кубинское агентство „Prensa Latina” на весь мир объявило, что Генеральный прокурор СССР Трубин признал законными действия ГКЧП».
Трубин возвратился в Москву поздно вечером 20 августа 1991 года. Здесь он ознакомился с обстановкой, с документами ГКЧП, а также с тем, что происходило в самой Прокуратуре Союза. На время командировки Трубина исполнял обязанности Генерального прокурора его первый заместитель Алексей
Дмитриевич Васильев. Когда было объявлено о создании ГКЧП, Васильев, после консультации с членами коллегии Прокуратуры Союза, направил на места шифровку, текст которой, как вспоминает Николай Семенович, «свидетельствовал о поддержке Прокуратурой Союза режима чрезвычайного положения».
Утром 21 августа Трубин выехал в Кремль, где встретился с председателем Комитета при Президенте СССР по координации деятельности правоохранительных органов Голиком. Получив от него более подробную информацию об обстоятельствах создания ГКЧП и введения чрезвычайного положения, Трубин, по его словам, пришел к выводу, что в стране фактически произошел государственный переворот. Тут же в кабинете Голика Трубин лично подготовил и подписал постановление о возбуждении уголовного дела по факту государственного переворота по признакам статьи 64 УК РСФСР (измена Родине). Текст постановления немедленно был передан в Телеграфное агентство СССР для опубликования.
В этот же день Трубину позвонил Ельцин, который в безапелляционной форме спросил, арестован ли первый заместитель Генерального прокурора Васильев, который поддержал ГКЧП. Николай Семенович ответил, что не видит оснований для такого шага. Тогда Ельцин поинтересовался, а можно ли арестовать прямых участников ГКЧП (некоторые из них вылетели для переговоров с Горбачевым в Крым и должны были вечером возвратиться в Москву). Трубин сказал, что лиц, не обладающих депутатской неприкосновенностью, арестовать можно, но самому ему в осуществлении этого акта не на кого опереться, так как руководители Комитета государственной безопасности и Министерства внутренних дел непосредственно участвовали в заговоре. Тогда Ельцин задал еще один вопрос: а вправе ли сделать это Прокуратура РСФСР, которая располагает такими возможностями. Трубин ответил, что правовых препятствий к этому нет.
По инициативе Ельцина была создана оперативная группа захвата во главе с Генеральным прокурором РСФСР Степанковым и министром внутренних дел РСФСР Баранниковым, которая с санкции Степанкова и арестовала вечером 21 августа 1991 года министра обороны СССР Д. Т. Язова и председателя КГБ СССР
В. А. Крючкова. С этого же времени Прокуратура РСФСР начала самостоятельное расследование по делу ГКЧП.
Трубин также создал следственную группу Прокуратуры СССР. Как только Горбачев вернулся в Москву, Трубин лично встретился с ним и получил информацию о возникновении и развитии заговора непосредственно от него.
Создалось парадоксальное положение, когда по одному и тому же факту были возбуждены два уголовных дела и расследование производилось одновременно и Прокуратурой Союза, и Прокуратурой РСФСР. Так долго продолжаться не могло. Следствие по делу должно было находиться в одних руках. И вскоре такое решение было принято. Трубин объединил в одно производство материалы следствия Прокуратуры СССР и Прокуратуры РСФСР и поручил расследование по делу в полном объеме Прокуратуре РСФСР, оставив за собой решение вопросов, входивших по закону в исключительную компетенцию Генерального прокурора СССР. Все это было оформлено соответствующим постановлением.
Вот что пишет об этом В. Г. Степанков в книге «Кремлевский заговор»:
«Мы в своем праве на главную роль не сомневались, но знали, что Трубин так просто нам ее не уступит. Его надо было убеждать и аргументы при этом использовать веские. А потому мы решили хорошенько подготовиться к разговору с ним, все обдумать заранее. В результате у нас сложилась достаточно стройная, на наш взгляд, система доказательств.
