Мне представляется все это сплошной ложью.
И не в том дело, что Марат не мог сказать подобных слов, — он наверняка сказал их; но невозможно поверить, чтобы именно эти слова решили его участь! Выходит, если бы он не произнес их, убийца сохранила бы ему жизнь?.. Вспомним к тому же, что Шарлотта пробыла у Друга народа более пятнадцати минут — время не маленькое — и только после вторжения Симонны нанесла свой удар. Неужели нужно было потратить четверть часа на то, чтобы обменяться двумя-тремя фразами?..
Нет, никак нельзя верить словам женщины, провозгласившей во всеуслышание, что «никто не обязан говорить тиранам правду» и что «при известных обстоятельствах все средства хороши», женщине, которая во время судебного процесса лгала даже тогда, когда правда не угрожала ее жизни.
Взвешивая все это, я составил свою версию, в которой твердо убежден и которую ныне предлагаю читателю.
…Когда девушка вошла в эту крохотную душную комнатушку, наполненную серными парами, когда увидела бледное, распухшее, искривленное мукой лицо больного, сидящего в ванне, ее не мог не объять трепет…
Нет, совсем не так представляла она все это себе…
Я совершенно уверен: какой бы злодейкой она ни была, сколь бы бесчувственной ни казалась, она не могла взирать на это спокойно: ведь она все-таки принадлежала к людскому роду! И чувство не то чтобы жалости, но хотя бы изумления перед этим несчастным страдальцем не могло не возникнуть в ее сердце.
Она, несомненно, в нерешительности остановилась, и воля, еще минуту назад такая несгибаемая, должна была покинуть ее.
Убить Цезаря на Форуме, когда тебе угрожают тысячи его телохранителей, — это героизм… А убить полутруп, смотрящий на тебя искаженным от боли взглядом? Не то же самое ли это, что убить ребенка?.. Вспомним: даже наемные злодеи, не верившие ни в бога, ни в дьявола, остановились в нерешительности перед кроватками племянников Ричарда III; могла ли молодая женщина бестрепетно вонзить нож в это измученное тело, открывшееся взору ее и такое доступное для ее удара?..
Вероятно, беседа была вялой. Вероятно, она мямлила что-то плохо слушающимся языком и заставляла Марата переспрашивать по нескольку раз одно и то же. Быть может, она даже забыла о цели своего визита… Еще момент, и она, быть может, так и ушла бы, не выполнив своего черного замысла…
Но нет. Судьбой было решено иное.
Вдруг дверь без предупреждения открылась, и вошла Симонна. Она, вероятно, смерила посетительницу нетерпеливым взглядом. Затем, задав вопрос мужу и взяв тарелку с подоконника, она удалилась.
Но этого было достаточно.
Убийца точно встряхнулась. Она вдруг поняла, что свидание сейчас окончится, что эта, другая, не допустит ее длительного пребывания здесь. И тогда с проснувшейся решимостью, оставив недавние колебания, она достала нож, спрятанный на груди, и быстро вонзила его в эту бледную, трепещущую плоть…
* * *
…Все дальнейшее было как в кошмаре.
Утратив дар речи, я стоял на одном месте, и ноги мои точно приросли к полу.
Я видел, как Симонна, чуть вскрикнув, побежала в ванную и как вслед за ней устремились остальные.
Убийца спокойно покинула комнату и, наверное, никто бы не задержал ее, ибо я превратился в соляной столб, а другие хлопотали над Маратом. Но Лорен Ба, который по-прежнему находился в столовой, понял все и бросился навстречу. Маленький и слабосильный, он схватил стул и ударил ее. Пошатнувшись, она рванулась к выходу; тогда он, точно клещ, вцепился в нее и повалил на пол.
— Буглен! — заорал он. — Ты что, не видишь?.. Скорей сюда!
Но я продолжал стоять точно истукан, а они молча катались по полу, а из ванной слышались надрывные женские вопли…
Однако, поскольку входную дверь после ухода Пилле не успели закрыть, в квартиру уже начали проникать люди, привлеченные шумом и криками.
Первым прибежал хирург-дантист Дельфонде, главный арендатор дома. Взяв на руки умирающего, он перенес его в спальню. Марат был еще жив: чуть шевеля губами, он делал тщетные усилия что-то произнести; последние биения сердца извергали из раны потоки крови…
Кровь… Кровь — вот что застилало мне глаза.
Она была повсюду. Вода в ванне стала темной. Кровью измазали стены, когда переносили Марата. Кровь разносили на башмаках по всей квартире, а ручеек ее, начинающийся у замершего тела, уже достигал кухни…
…Теперь квартира была забита народом. В прихожей два человека держали преступницу, казавшуюся спокойной и покорной. Когда явился полицейский комиссар, ее втолкнули в гостиную, чтобы приступить к допросу.
Я же все стоял и словно бы ни о чем не думал, и никому не было до меня ни малейшего дела. Я смотрел на учителя, и мне казалось, что вот он сейчас встанет и своим убеждающим голосом все объяснит мне…
А потом… Впрочем, я уже говорил, что было потом.
На этом можно было бы и кончить. Но я хочу поделиться открытием, сделанным мною 15 июля 1793 года. И еще так, двумя-тремя мыслями.
Прежде всего, я должен пояснить, почему для меня было необходимо самому провести это вскрытие.
Вы не догадываетесь?
Да потому, что я должен был своими глазами увидеть его сердце. Я должен был узнать, остался бы он жить, если бы предательский клинок внезапно не разорвал это сердце.
Вспомним: ведь считали, что он умирает.
А теперь я с полной уверенностью могу заявить тем, кто хоронил его при жизни:
— Нет! Сердце его было здоровым! Он мог бы прожить еще годы!
Вы понимаете, почему я это говорю?
Потому что в нашей революции годы стоили веков.
Потому что немедленно возникает вопрос: как бы развивалась она дальше, если бы рука убийцы не достигла своей цели? Смог бы тогда Марат что-то предотвратить, чему-то помешать?..
Некогда на подобный вопрос я отвечал сам себе с жаром и однозначно.
Теперь мой жар поубавился. Умудренный жизнью, пережив две революции и множество политических приливов и отливов, я стал много более осторожным и воздерживаюсь от однозначных ответов. Я понял, в частности, сколь трудно утверждать, что было бы, если бы…
История состоит из великого множества фактов и процессов, ускользающих от внимания современника и доступных анализу лишь далеких потомков. Когда-нибудь они сгруппируют все данные и поймут подлинные соотношения причин и следствий.
Я же могу утверждать только одно: смерть Марата оказала огромное влияние на дальнейший ход событий.
В каком направлении?
Ответ дают сами события.
Не ставя целью узнать, что было бы, если бы он остался жить, посмотрим, что произошло без него.
