Мы, изменив маршрут похода, решили переночевать у семьи покойного.
Наутро отряд оставил поселок Гушаньцзы. Жена Чвэ Чхан Гора, провожая нас, далеко следовала за нами.
Я не знал, чем и как утешить эту полную печали женщину, и, обняв ребенка, поласкал его, погладив по щечкам. У него прорезались два зубочка. Личиком он точь-в-точь отец. И он в ответ, касаясь ручонкой моего лица, лепетал: «папа, папа». При виде этой сценки мать, не выдержав, прослезилась. И у меня глаза повлажнели. Некоторое время, припав своей щекой к щечке ребенка, я молча смотрел в сторону поселка Гушаньцзы, не смея оторвать от него глаз.
— Вырастим его достойно, чтобы он продолжал дело отца!
Больше ни слова вымолвить не мог, горячий комок подступил к горлу…
Когда мы отошли от Гушаньцзы километра на два, Ким Иль Рён предложил произвести траурный салют, видя, что все мы в глубокой скорби, потеряв боевого товарища. Может быть, он хотел траурным этим салютом поддержать наше настроение, вернуть нас к бодрости. Все-таки он, прошедший сквозь огонь и воду, был человеком глубокой души.
— Я не хочу верить этим слухам. Мы еще не видели его мертвым. И можно ли произвести траурный салют?..
Через Мэнцзян мы прибыли в Лянцзянкоу, где к нам поступило поразительное сообщение. Примерно 20 солдат Армии независимости, жившие затворниками в районе Фусуна, вместе с китайским вооруженным отрядом из 70–80 штыков затевают интригу, чтобы совершить налет на наш отряд и разоружить нас. Интриганами были именно воины Армии независимости при Кунминбу. Они разведали маршрут похода АНПА, продвигавшейся от Мэнцзяна по направлению к Лянцзянкоу, а затем сообщили китайскому антияпонскому отряду, что мы являемся главной частью коммунистической армии. Отряд Армии независимости вместе с китайским антияпонским отрядом ждал нас, заранее заняв поселок, куда пройдет наш партизанский отряд.
Сообщение об этом нам представили комсомольцы из Лянцзянкоу. Там было много членов местной организации и юношей, знакомых мне. Как только мы прибыли в Лянцзянкоу, они и рассказали мне об этом.
Именно в ту пору среди партизан раздавались голоса: разгромить террористов из Кунминбу и отомстить им за Чвэ Чхан Гора. Пришли ко мне в командование и те товарищи, которые однажды вместе со мной уговаривали юношей Люхэ, требовавших ликвидировать террористов из Кунминбу и отомстить врагам за Чвэ Чхан Гора, за шестерых патриотов, убитых в ущелье Хуаймяошаня в дни созыва съезда Молодежной федерации Южной Маньчжурии. И те, заявляя, что всякому терпению есть предел, предлагали беспощадно драться с ними и проучить их, чтобы впредь им не повадно было так поступать. Но на словах говорить-то легко — «проучить», а на деле это не такое уж простое дело, которое легко и дешево обходится. Прежде всего в численном отношении противная сторона намного больше нас.
Но это было не главное, не такая уж большая это проблема. Самое же затруднительное было в том, что противная сторона — не наш враг. Вступать в перестрелку между вооруженными отрядами, борющимися во имя общей цели — борьба против японского империализма, за спасение страны, — это можно было назвать не иначе, как своего рода карикатуру, какую может создать только хаотическое положение начала 30-х годов нашего столетия. Всеобщим посмешищем было бы и вести междоусобную войну между АНПА и Армией независимости. Странной была бы и попытка китайского антияпонского отряда и отряда Армии независимости во взаимодействии совершать налет на АНПА.
Если уж воевать, то, разумеется, будут и победители, и побежденные. Но в бою такого рода не избежать морального осуждения всем: и победителям, и побежденным. И победителя не увенчают лавром, и побежденному не видать и слез сочувствия его жертвам.
Если необдуманно тронешь китайский вооруженный отряд, могут возникнуть непоправимые последствия на пути нашей деятельности. С трудом налаженный совместный фронт с Армией спасения отечества будет разбит, и нам придется вернуться в положение начального периода, когда проводили время в чужой каморке, занимаясь лишь чисткой оружия. Налет и на отряд Армии независимости может повлечь за собой пагубные последствия не менее, чем первые. Если отряд коммунистической армии совершит налет на отряд Армии независимости, то народ повернется спиной к нам, отнесется к нам холодно. А антикоммунисты начнут клеветать на коммунистов, будто пришло их долгожданное время.
Такого ожидать мы не хотели. Нельзя было и представить себе кровавую бойню между отрядами АНПА и Армии независимости с обратившимися друг к другу дулами ружей. Однако отряд Армии независимости готовился за рекой Сунгари к такой кровавой резне.
Когда я вспоминаю лето 1932 года, прежде всего всплывает в моей памяти случай того времени. Тогда я не мог сомкнуть глаз, ломая голову над тем, как решить этот невероятный вопрос в соответствии с великими идеалами национального сплочения и антияпонской борьбы за спасение отечества. Можно сказать, из-за этого я постарел тогда на десять лет.
Конечно же, и я был не в силах сдержать в себе жгучий гнев и возмущение злодеяниями вояк Кунминбу, которые, не сумев провести как следует хоть один бой с японскими войсками, с этими нашими общими врагами, совершают по отношению к нам, людям одной нации, такие позорные, вопиющие злодеяния, перед которыми поблекли бы и повадки диких зверей. Советовался я с командирами на этот счет, и они, страшно разгневанные, в один голос требовали занести карающий меч над головами фашистов Кунминбу.
— Надо проучить их как следует, чтобы они и впредь не трогали нас! Проучить так, чтобы и после смерти в аду не обагрили свои руки кровью одной нации!
Глаза у Чха Гван Су вспыхивали огнем. Он заявил, что пробил час расплаты за товарищей, погибших от рук Кунминбу.
Выходит, что все без исключения вооруженные отряды, окружавшие нас, были нашими врагами. Это и Армия независимости, и Армия спасения отечества, и конные грабители, и отряд Хунцянхуэй, и отряд Дадаохуэй. В такой вот заколдованный круг попала АНПА из-за того, что у нас не было уже такого свидетеля и покровителя, как Лю Бэньцао, который свидетельствовал бы, что наш отряд — отряд особого назначения Армии спасения отечества. Хотя нам и удалось через Лю Бэньцао легализовать отряд, но без него, такого влиятельного свидетеля, нам постоянно грозила опасность оказаться под ударом со всех сторон.
За время нашего похода из Тунхуа отряд командующего Юя эвакуировался из Аньту и вместе с отрядом Ван Дэлиня отступал в глубь уезда Нинань. Аньту оставался свободной зоной. Отряды Армии самообороны без каких-либо больших битв стали сдаваться один за другим японским войскам. К тому времени отдельные отряды Армии самообороны, выбросив лозунг борьбы против Маньчжоу-Го и против японского империализма, превратились в реакционные войска, действующие под жезлом японских военных советников. Поэтому китайские антияпонские отряды, обернувшиеся в реакционную армию, действующую под командованием японских войск, осмелились уничтожить наш отряд, слывший главной силой коммунистической армии.
