Ознакомительная версия.
За Теоном и Альмой стояли немалые силы. Оба они были наследниками традиций, уходящих в глубочайшую древность, в дохалдейские и доведические времена, традиций, которые легли в основу этих двух мировых цивилизаций. Эти люди имели глубокое знание сил, работающих во вселенной и за ее пределами; они понимали значение эволюции и судьбу человека на земле. Они знали, что человек есть эволюционирующее существо, которое прошло лишь половину пути в своем космическом развитии, и что в настоящий момент для него наступило время трансмутироваться в новое существо – за неимением более точного слова мы можем назвать это существо «сверхчеловеком». Это новое существо будет всецело состоять из божественной субстанции, которая всегда потенциально присутствует в каждом представителе человечества и которая в настоящий момент близка к тому, чтобы обрести конкретный «материальный» образ на нашей планете.
«Теон знал, что не ему предначертано добиться успеха в этом деле; что он пришел лишь для того, чтобы подготовить путь для других – для тех, которые придут после него и достигнут цели… Именно Альма поддерживала Теона своими знаниями и силой; без нее он был ничем, и, естественно, после ее смерти весь этот план потерпел крушение»9. (Шри Ауробиндо)
Возникает даже впечатление, что Альма ушла из жизни по своей собственной воле. После того, как она и Теон провели в 1908 году лето во Франции с Жоржем и Кларой Теманлис, она пожелала в начале сентября посетить Британские острова (она родилась на острове Уайт). Перед отплытием парома из гавани Котере у них было немного свободного времени, и они решили побродить по берегу среди нависших над морем скал. Очевидцы говорят, что она поскользнулась, возможно, будучи как всегда в трансе, и упала в холодную воду. Она не захотела откладывать свое путешествие, но в пути сильно заболела. По прибытии в порт Горей, на острове Джерси, ее привезли в отель, где в тот же день, 10 сентября, она умерла.
Теон не мог примириться со смертью Альмы. Журнал «Космическое обозрение» прекратил свое существование в декабре того же года. Он жил, как и прежде, в своем Тлемсене, но уже один, ничем не напоминая о себе, нигде не появляясь. Многие, в том числе и Мирра, думали, что он умер приблизительно в 1913 году, после того как попал в серьезную автомобильную аварию. Но умер он намного позже, в 1927 году, на глазах у преданной Терезы, которая пережила его всего на несколько месяцев.
Смерти Теона, равно как и Альмы, было посвящено всего несколько строчек в местной газете. Будучи величайшими оккультистами своего времени, они жили и умерли почти в полной безвестности. И тем не менее, являясь предвестниками новой эпохи, они не напрасно трудились, ибо их оккультные знания и достижения ожили в Мирре Альфассе, которая всегда вспоминала о них с благодарностью. «Теон по-настоящему обучил меня оккультизму, и я действительно овладела им». Их достоинства, как учителей, были неоспоримы. Будучи их ученицей, Мирра хорошо знала об этом; они обладали широким, многосторонним знанием, основанным на синтезе различных оккультных школ и систем, уходящих корнями в глубокую древность. При этом все оккультные истины они подвергали тщательной проверке личным опытом, руководствуясь при этом абсолютной искренностью.
«Оккультизм западного толка, следовательно, можно было не принимать во внимание, ибо он так и не вышел из детского возраста, не достиг зрелости, равно как и не сумел создать достаточно глубокую и систематизированную философскую основу. Он предоставлял слишком большую свободу «романтизму сверхъестественного». Его главная ошибка была в том, что он концентрировал свои основные усилия на открытии форм и на поисках эффективных средств для использования сверхъестественных сил. Он переродился в черную и белую магию, в увлеченность потусторонним, в чудесные фантазии оккультного мистицизма, а также чрезмерно возвеличил свои ограниченные и скудные познания. Эти тенденции, наряду с непрочными ментальными устоями, привели к тому, что его гораздо легче было дискредитировать, чем защитить или оправдать. В Египте и на Востоке это направление знаний развивалось намного успешнее; и усилия, направленные на его практическую реализацию, достигли здесь гораздо большего могущества и масштаба»10, – писал Шри Ауробиндо в своем центральном философском труде «Жизнь Божественная».
Чтобы выстроить свой всемирный синтез, Ауробиндо Гхош должен будет испытать на собственном опыте все то, что хранило в себе тайное знание Востока, Мирра же привнесет в этот синтез все самое лучшее из того, что открыл Запад, из того, что дали ей Теон и Альма, наиболее совершенные представители западного оккультизма. В последние годы жизни Мирра, вглядываясь в свое далекое прошлое, скажет: «Не странно ли, Теон и Шри Ауробиндо никогда не знали друг друга, они никогда не встречались… Не зная друг друга, следуя совершенно разными путями, они пришли к одним и тем же заключениям… И я знала их обоих»11.
Глава 5. Двенадцать жемчужин
В космической обители своей
Жила привольно вечная Богиня,
Играя с Богом, словно Мать с дитятей1.
«Савитри»
Мать не раз говорила, что она сама выбрала себе родителей. «Я выбрала себе родителей, чтобы иметь надежную физическую основу, ибо я знала, что работа, которую мне предстоит выполнить, будет очень и очень трудной»2. Она также говорила, что для начального периода ее жизни невозможно даже представить себе лучших условий, чем те, которые были у нее. Позиция материалистически настроенной Матильды, которая с железной непреклонностью настаивала на необходимости совершенства, была далеко не глупой. Такое окружение, пусть и казавшееся юной Мирре излишне суровым, стало «чудесной школой» для нее, пришедшей сделать великую, трудную работу.
Все ее внутренние опыты приходили совершенно неожиданно, и сама эта неожиданность, как объясняет Мать, являлась необходимым условием для них, иначе они были бы фальсифицированы. Ожидание ограничивает опыт и искажает его. Часто даже само ожидание создает некую разновидность опыта, который адаптирует себя к искусственному, воображаемому миру человека, не имея при этом никакого отношения к реальности. И тогда мало что остается от опыта, за исключением иллюзий.
С самых ранних лет Мирра уже осознавала нечто такое, чему она никогда не давала имени и никак не описывала. «Это был внутренний Свет, Присутствие… Я родилась с ним». Часто она садилась в свое маленькое, сделанное специально для нее креслице, чтобы почувствовать это Присутствие, которое, возможно, усиливало свет и оказывало легкое, успокаивающее давление на ее мозг. Из этого Присутствия она смотрела на странный, запутанный и удивительный мир вокруг себя, мир, где было так мало чуткости, сострадания, взаимопонимания, но который был полон лжи, злобы, борьбы, враждебности, грязи и неведения. Маленькое человеческое дитя, еще не закаленное жизнью, часто страдало от «притворства и неискренности» взрослых, которые не осознавали скрытой агрессивности своих слов и действий. В девочке же та Красота, из которой она пришла, оставалась живой и действенной.
И даже в детстве за ее шагами,
Неведомый земле, лучился свет3.
«Савитри»
«Когда мне было 13 лет, каждую ночь, в постели, мне виделось, что я выхожу из своего тела и поднимаюсь прямо над домом, затем над городом (Парижем), очень, очень высоко. Я видела себя в чудесных, золотых одеждах, очень просторных – намного больших, чем я сама – и чем выше я поднималась, тем шире простирались мои одежды; они большими кругами обвивались вокруг меня и создавали что-то похожее на… на купол над городом. Я видела людей: мужчин, женщин, детей, стариков, больных, несчастных… Они стекались со всех сторон; они собирались все вместе под моими парящими одеждами, просили о помощи, рассказывали о своих злоключениях, о своих страданиях, о своих трудностях. В ответ на их мольбы мои золотые одежды, тонкие и живые, опускались к ним, к каждому в отдельности, и те прикасались к ним и сразу же исцелялись. Им становилось хорошо, и они расходились по своим домам более счастливые и сильные, чем были до этого. Ничто не казалось мне более прекрасным, ничто не радовало меня больше, чем эти ночные прогулки. По сравнению с ними все, что происходило днем, было для меня бесцветным и лишенным смысла. Жизнь казалась мне нереальной. Только к этим ночным бдениям я относилась как к своей единственно настоящей жизни»4. Так пишет Мать в своем духовном дневнике «Молитвы и медитации».
Известно много необычных историй о ее детских годах. Вот одна из них. Это было в лесу Фонтенбло. Вероятно, спасаясь от преследования своего брата, увлеченная игрой, она не заметила, что бежит к краю обрыва. Земля вдруг ушла у нее из-под ног, и она полетела с обрыва вниз на проходящую по лесу мощеную дорогу, прямо на камни. Но в этот момент что-то подхватило ее и мягко, словно пушинку, опустило на землю. Или еще: однажды во время торжественного семейного обеда ее настолько очаровала аура ее племянника, что она забылась и в течение нескольких минут пребывала в полной неподвижности, с вилкой, повисшей в воздухе, не в силах оторвать глаз от этого великолепия. Все это рассказывала о себе сама Мать, поэтому нет никакой необходимости создавать вокруг нее легенды.
Ознакомительная версия.
