Ознакомительная версия.
Матильда, так же как и доктор Гхош, хотела, чтобы ее дети были наилучшими в мире. Много лет спустя Мать однажды так охарактеризовала Матильду: «Аскет. Женщина-стоик с железной волей». Несмотря на то, что она была убежденной атеисткой, она преклонялась перед своим сыном Маттео и относилась к нему как к божеству. И это продолжалось до тех пор, пока он не женился и не оставил ее дом. Ее дочери, с другой стороны, редко удавалось поговорить с ней по душам, поделиться своими радостями и горестями. Каждый раз, без всяких на то оснований, она получала от матери резкий выговор, ее в чем-то постоянно упрекали, за что-то ругали, и «всякий раз мне говорили, что я ни на что не гожусь».
Родители Мирры жили каждый своей жизнью. Ее отец был наделен огромной физической силой, а также способностями к языкам и математике. Он часто брал детей в свою спальню, где свободно порхали его любимые канарейки, и рассказывал им различные истории, где главным героем всегда был он сам. Он любил ходить с детьми в цирк. Они даже были как-то на «великом шоу с дикого Запада» Буффало Билла в 1889 году. Это был год Всемирной Парижской Выставки и возведения Эйфелевой башни.
Маттео и Мирра были большими друзьями, даже несмотря на то, что Маттео отличался поистине неистовым характером. Охватывавшие его приступы ярости иногда были столь ужасными, что его сестра не раз оказывалась в критическом положении. Он учился в Сорбонне, а также в других престижных институтах Франции. Впоследствии он сделает блестящую карьеру и станет губернатором Французской Экваториальной Африки. Его жизнь станет образцом неэгоистического, бескорыстного служения людям.
Возможно, пытаясь уйти от слишком сурового образа жизни, который Матильда установила в своем доме, Мирра полностью погрузилась в мир художников и артистов. В 16 лет она начинает посещать «Академию Джулиан», школу художников, а затем учится в Школе изящных искусств. Ее картины были столь зрелыми, что неоднократно выставлялись в Национальной Галерее Искусств. Эти выставки проводились в 1903, 1904 и 1905 годах. «Я жила среди художников около десяти лет… Я встречалась с великими мастерами того времени, и я была их Вениамином[4]. То был конец девятнадцатого столетия и начало нынешнего, и именно тогда, в 1900 году, состоялась Всемирная Выставка, на которой были представлены все, кто к этому времени успел сделать себе имя в искусстве»1. В той же самой беседе, происходившей в 1962 году, она оценивает себя как «весьма посредственного художника».
Наивысший расцвет экспрессионизма, как писал Жак Креспелл в своей книге «Будни импрессионистов», начался в 1863 году и продолжался до 1883 года. «Из этого не следует, что их поиски уже были закончены; ни в коем случае, просто самого движения в том виде, в каком оно возникло, после 1863 года уже не существовало»2. Если предположить, что формирование Мирры как художника началось примерно с 1894 года, то в это время даже такие постимпрессионисты, как Сезанн, Ван-Гог и Гоген, уже принадлежали прошлому. На повестке дня был неоимпрессионизм и фовизм (Матисс и другие художники с их бесчисленными подражателями) …
Этот бурный период в истории западного искусства иллюстрирует забавная история, которую Мать рассказала детям ашрама. Речь в ней идет об «одном художнике, ученике Гюстава Море. Художник этот был очень талантлив, он постиг свое искусство до самых тонкостей, но… он был очень беден и едва сводил концы с концами». (Мирра сама находилась в то время в довольно стесненных обстоятельствах; ей даже приходилось подкрашивать свои туфли, чтобы «обновить» их). Однажды торговец картинами посетил его студию. Художник показал ему все свои лучшие работы, но на торговца они не произвели никакого впечатления. И вдруг совершенно случайно в углу он обнаружил холсты, на которых увидел какую-то странную, непонятную игру красок… Это были краски, которые художник соскабливал со своей палитры. «Вот! – воскликнул он. – Вот то, что мне нужно! Мой друг – вы гений! Это чудесно! Вы должны показать это миру! О, какое богатство цвета, какая игра светотени, какие неожиданные формы! Какое воображение!» «Но простите, – сказал бедный художник, – перед вами только то, что я соскабливаю со своей палитры». Торговец с презрением посмотрел на него. «Вы глупый человек! Не смейте говорить этого! Дайте мне эти картины. Давайте мне все, что вы можете сделать в этом роде. И я обещаю вам, что все они будут проданы. Десять, двадцать, тридцать… Я продам их все до одной и сделаю вас знаменитым!»3
И этот художник действительно стал знаменит! Ибо это был Анри Матисс; Мирра хорошо знала его. Этот случай произошел «во время открытия Всемирной Выставки в 1900 году».
Другим ее другом был в то время уже пожилой скульптор Огюст Роден. «Он выглядел изумительно. У него была голова греческого Фавна. Он был маленького роста, очень сильный, крепкого телосложения, с небольшими, проницательными глазами. Его ирония, а иногда и сарказм были замечательны». И он приходил к ней, чтобы излить душу и попросить совета, как ему разобраться, наконец, в своих сентиментальных приключениях.
Это было время великого взлета европейского искусства; музыка Берлиоза, Франка, Сен-Санса, поэзия Бодлера, Верлена, Рембо, Малларме, романы Золя, оперы Массне, «Мулен Руж»… и все это – в Париже, культурной столице мира, там, где жила Мирра Альфасса.
В 19 лет она вышла замуж за художника Анри Мориссе, который также был учеником Гюстава Море. Спустя год у них родился сын, Андре. Анри Мориссе был талантливым художником, однако не настолько, чтобы сделать себе имя и быть упомянутым в какой-нибудь энциклопедии и выставлять свои полотна в национальном музее. О нем мало что известно… Вряд ли Мирра осознавала в то время, что ее ждет совершенно иное будущее.
ТлемсенПознание этих оккультных планов и реализация их истин и сил в жизни человечества есть необходимая часть эволюционного процесса… Возможно, обнаружится даже, что супрафизическое знание необходимо для окончательной полноты знания физического, поскольку за всеми процессами физической Природы стоит некая супрафизическая движущая сила – энергия и деятельность ментального, витального и духовного планов, которую нельзя постичь внешними средствами познания4.
Шри Ауробиндо
Существуют знание и сила более глубокие, чем те, что приняты различными культурными традициями в качестве доминирующих форм знания; этот факт с древних времен известен всюду, в том числе и в Европе. Способ достижения этого более глубокого, но скрытого знания и практическое его использование называется оккультизмом. У всех религий есть своя собственная оккультная практика, и корни ее уходят в глубь веков, к так называемому языческому периоду, в котором все они и берут свое начало. Взгляды нашей рационально-позитивистской науки в этом вопросе большей частью сводятся лишь к опровержению малообоснованных претензий незрелого западного оккультизма, который и в самом деле подрывает доверие ко всякому оккультизму вообще. И все же даже теперь в нашем просвещенном научно-техническом мире эта дискредитация никак не уменьшила популярность оккультизма и не изменила соотношение сил в пользу так называемого здравого смысла. Легковерные и порой отчаявшиеся люди платят огромные деньги за услуги часто невежественных оккультистов, чтобы хоть как-то удовлетворить свою неистребимую потребность в знании; чтобы получить хотя бы незначительный проблеск света во тьме существования и найти защиту от бесчисленных невидимых опасностей, угрожающих человеку от самой его колыбели и до могилы; чтобы обрести хотя бы малую толику силы в мире, где человеческое существо представляет собой одно из самых беспомощных творений.
Недостаток практического умения и знания, а также необоснованные претензии тех, кто практикует оккультизм, не являются убедительными доводами против существования оккультных феноменов. В конце концов, те же самые аргументы можно использовать и против современной медицинской науки. Среди оккультистов в донаучные времена были величайшие ученые, например среди алхимиков, чьи деяния оставили свой едва заметный, но все же достаточно различимый след в истории науки; они открыли некоторые химические элементы, а также коснулись тайны материальных процессов. Но их попытки, их исследования в области знания имели более высокую цель; они пытались понять человека и ту вселенную, в которой он живет. Они надеялись превзойти ограничения самого человеческого вида. Истинные алхимики не превозносили «философский камень» и «эликсир жизни» как материальные достижения, они видели в них лишь исполнение обещания, данного человеку в начале его долгого странствия через века. Обещания, смысл которого в том, что однажды человек уподобится Богу. Давайте не забывать, что Исаак Ньютон, один из наиболее выдающихся мужей в пантеоне современной науки, гораздо больше писал об алхимии и оккультных вещах, чем о своих фундаментальных научных открытиях. То же самое можно сказать и об Иоганне Кепплере.
Ознакомительная версия.
