Ознакомительная версия.
На следующий день я покинула Миннесоту навсегда. Я собиралась пройти по МТХ.
Была первая неделя июня. Я приехала в Портленд в своем грузовичке «Шевроле» 1979 года, нагруженном дюжиной ящиков, наполненных обезвоженными продуктами и припасами для похода. Предыдущие недели я провела, собирая их, адресуя каждую коробку самой себе и надписывая названия мест, где я никогда в жизни не была. Это были остановки вдоль МТХ с говорящими названиями, такими как «Озеро Эхо» и «Содовые Ручьи», «Водопады Барни» и «Долина Сейед». Я оставила грузовик и коробки у Лизы, своей подруги, в Портленде. Ей предстояло высылать эти коробки мне на протяжении всего лета. Потом села на самолет, летевший в Лос-Анджелес. А оттуда выехала в Мохаве, сговорившись с братом другой своей подруги.
Мы въехали в городок ранним вечером, когда солнце уже зацепило краем го́ры Техачапи, вздымавшиеся на западе в паре десятков километров позади нас. Те самые горы, по которым завтра днем я буду идти. Город Мохаве расположен на высоте примерно 854 метра над уровнем моря. Но мне казалось, будто я нахожусь на самом дне какой-то впадины. Дорожные знаки с вывесками заправочных станций, ресторанов и мотелей здесь поднимались выше самого высокого дерева.
Я лежала на земле, смешанной с ее прахом, посреди крокусов и говорила, что все нормально. Что я сдалась.
— Можешь высадить меня здесь, — сказала я парню, который привез меня из Лос-Анджелеса, указывая на старомодную неоновую вывеску с надписью «Мотель Уайтс». Над ней полыхали желтым буквы «ТВ», а под ней — слова «есть свободные места», выведенные розовым. По неказистому виду здания я предположила, что это самая дешевая ночлежка в городе. Для меня — то, что надо.
— Спасибо, что подвез, — сказала я, когда мы подрулили к стоянке.
— На здоровье, — ответил он и взглянул на меня. — Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
— Да, — ответила я с напускной уверенностью. — Я не раз путешествовала одна.
Я вышла из машины с рюкзаком на плечах и двумя огромными пластиковыми пакетами из универмага, полными разных вещей. Я намеревалась вынуть все из пакетов и уложить в рюкзак до отъезда из Портленда, но у меня не хватило на это времени. В результате пришлось так и везти пакеты с собой. А теперь я соберу все это в своем номере.
— Удачи, — сказал мой попутчик.
Я смотрела, как он уезжает. У горячего воздуха был привкус пыли, от сухого ветра волосы лезли в глаза. Парковка была вымощена крохотными белыми камушками, скрепленными цементом. Мотель — длинный ряд дверей и окон, занавешенных потрепанными гардинами. Я закинула на плечи рюкзак и подобрала с земли пакеты. Было так странно сознавать, что это — единственное, что у меня есть. Я внезапно ощутила себя беззащитной, воодушевление мое куда-то слиняло, а ведь я на него рассчитывала. Все последние полгода я представляла себе этот момент, но теперь, когда он настал, — теперь, когда всего десяток миль отделял меня от самого МТХ, — все казалось менее ярким, чем в моем воображении. Как будто я попала в сновидение, все мысли была жидкими и вялыми, и вперед их толкала только моя воля, а не инстинкты. Войди внутрь, пришлось мне приказать самой себе, прежде чем я сумела сделать шаг по направлению к рецепции мотеля. Спроси для себя номер.
— Восемнадцать долларов, — обронила пожилая женщина, которая стояла за конторкой. С грубой выразительностью она смотрела мимо меня, сквозь стеклянную дверь, через которую я прошла мгновением раньше. — Это если вы без спутника. За двоих — больше.
— У меня нет никакого спутника, — проговорила я и вспыхнула: только говоря правду, я чувствовала себя так, будто лгу. — Этот парень просто подвозил меня.
— Что ж, тогда — восемнадцать долларов. Пока, — отозвалась она. — Но если к вам присоединится спутник, придется платить больше.
— Никакой спутник ко мне не присоединится, — проговорила я ровно. Вытащила двадцатидолларовую банкноту из кармана шортов и пустила ее по конторке по направлению к ней. Она забрала мои деньги и протянула мне два доллара сдачи и карточку, которую следовало заполнить, вместе с карандашом, прикрепленным к цепочке с бусинками. — Я пешком, так что не могу заполнить тот раздел, который про машины, — сказала я, указывая пальцем на бланк. Я улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась. — И еще… у меня на самом деле нет постоянного адреса. Я сейчас путешествую, так что…
— Впишите адрес места, куда вернетесь, — перебила она.
— Видите ли, в том-то и дело. Я не знаю точно, где буду жить после того, как…
— Тогда адрес ваших родных, — рявкнула она. — Где бы они ни жили.
— Ладно, — согласилась я и вписала адрес Эдди, хотя мои отношения с ним за четыре года, минувшие после смерти матери, стали настолько болезненными и отстраненными, что я больше не могла искренне считать его родственником. У меня не было «дома», несмотря на то что выстроенный нами дом по-прежнему стоял на своем месте. Между нами с Карен и Лейфом существовала неразрывная связь как между братом и сестрами. Но мы редко разговаривали и виделись, каждый жил своей жизнью. Мы с Полом окончательно оформили свой развод месяцем раньше, после душераздирающего года проживания порознь. У меня были любимые подруги, которых я иногда называла своей семьей. Но наши отношения были неформальными и пунктирными, более семейственными на словах, чем на деле. «Кровь гуще, чем водица», — слышала я от мамы, пока росла, — поговорка, которую я всегда оспаривала. На самом деле не имело значения, права она или нет. Из моих сложенных лодочкой ладоней одинаково утекли и та и другая.
Я закинула на плечи рюкзак и подобрала с земли пакеты. Было так странно сознавать, что это — единственное, что у меня есть.
— Вот, пожалуйста, — сказала я женщине, пустив бланк по скользкой поверхности конторки к ней, хотя еще пару минут она и не думала поворачиваться. Она смотрела новости, уставившись в экран маленького телевизора, стоявшего позади конторки. Вечерние новости. Что-то о судебном процессе над О. Джей Симпсоном[11].
— Как думаете, он виновен? — спросила она, по-прежнему глядя на экран.
— Похоже на то, но, мне кажется, говорить что-то слишком рано. Еще нет всей информации…
— Да конечно, он это сделал! — выкрикнула она.
Когда она наконец соизволила выдать мне ключ, я прошла через парковку к двери в дальнем конце здания, отперла ее и вошла внутрь, побросав свои вещи на пол и усевшись на мягкую кровать. Я была в пустыне Мохаве, но комната оказалась странно влажной, пахла мокрым ковром и лизолом[12]. Белая металлическая коробка с дырками, стоявшая в углу, с ревом пробудилась к жизни — засорившийся кондиционер несколько минут выплевывал ледяной воздух, а потом выключился с драматическим грохотом, который лишь усугубил мое ощущение неуверенного одиночества.
Ознакомительная версия.
