Я подробно остановился на чешской легенде не только для того, чтобы показать соответствие некоторых славянских имен имени Гостомысла, но и в связи с некоторыми сюжетами, на которых остановлюсь позднее. Нужно сказать, что имена первых чешских правителей не были забыты, а, напротив, в XI–XII веках возродились в чешской династии. Так, чешский король Вратислав II (1061–1092) назвал своего сына Борживоем, а чешский князь Владислав II (1140–1173) дал своему сыну имя Пржемысл, которое в XIII веке стало широко распространенным[22].
Подчеркну — ничего, кроме того, что Гостомысл был первым новгородским посадником, ранние известия о нем не содержат. Если этот человек действительно существовал, то устная традиция не сохранила никаких сведений о нем. Однако, попав на страницы летописей, Гостомысл прочно на них «закрепился». Следующий этап развития сюжета зафиксирован в Новгородской четвертой летописи, древнейшие списки которой относятся к последней четверти XV века[23]. В рассказе о расселении славян в начальной части «Повести временных лет» есть такое добавление: «Словене же, пришедше с Дуная, седоша около озера Ильмеря, и прозвашася своим именем, и зделаша град и нарекоша и (то есть его) Новгород, и посадиша старейшину Гостомысла». Итак, Гостомысл «переместился» в самое начало летописи, что вполне объяснимо — ведь он открывал список новгородских посадников. А само дополнение было внесено в текст «Повести временных лет» сразу же после первого упоминания в нем Новгорода.
Но кроме Гостомысла в Новгородской четвертой летописи есть и другие любопытные «дополнения», относящиеся уже к призванию варягов. Вот как говорят чудь, словене и кривичи варягам: «Вся земля наша добра и велика есть, изобилна всем, а нарядника в ней нет, и поидите к нам княжить и володить нами». Так летописец XV века пытался понять слово «наряд» и понял его как отсутствие «нарядника», то есть правителя. Но самое интересное дальше: «Избрашася от Немець три браты с роды своими…» Оказывается, варяги были немцами! Однако в XV веке этим именем на Руси могли называть не только уроженцев Германии, но и всех жителей Северной Европы и Европы вообще. В легендах о происхождении знатных русских родов, правда, относящихся к более позднему времени, выезд родоначальника «из Немец» стал очень популярным мотивом. Иногда далее добавляли уточнение, например: «…из Немец, из Свейской (то есть Шведской) земли» и т. д. Возможно, на формирование таких легенд и повлияла как раз эта летописная традиция (впоследствии «обогащенная» новыми мотивами).
Сообщение о смерти братьев Рюрика и о рождении Игоря, полностью совпадающее с текстом Новгородской первой летописи, в Новгородской четвертой отнесено к 6370 (862) году. Иными словами, весь рассказ приурочен к одной летописной статье, а потому сведения о малолетстве Игоря на момент смерти Рюрика не выглядят противоречащими известию о его рождении. Под одним годом здесь объединены события разного времени.
Все эти новые дополнения в Новгородской четвертой летописи через так называемый Новгородско-Софийский свод первой половины XV века, очевидно, восходят к Своду митрополита Фотия 1418–1419 годов. Это был общерусский летописный свод, созданный при преемнике Киприана митрополите Фотии (умер в 1431 году). Таким образом, в первой половине XV века в русские летописи попало имя Гостомысла, а сказание о призвании варягов дополнилось несколькими «уточняющими» деталями. В таком виде эти сведения отразились и в других летописях XV века: Софийской первой, Ермолинской и других, иногда приобретая новые «черты». Например, в Ермолинской летописи (вторая половина XV века), текст которой за ранний период весьма краток, рождение Игоря отнесено к 5374 (866) году, когда состоялся поход Аскольда и Дира на Византию, а смерть Рюрика — даже к 5376-му, то есть 868 (!) году[24]. Вероятно, составитель хотел «примирить» дату рождения Игоря с его «вельми детским» возрастом ко времени смерти Рюрика.
В конце XV — первой половине XVI века в эволюции «Рюриковианы» наступил качественно новый этап. Он был связан с формированием идеологии единого Московского государства, завершившего объединение русских земель. Эпоха Ивана III ознаменовалась для Руси масштабными изменениями. Великий князь присоединил к Москве Ярославль и Ростов, Новгород и Тверь, московские воеводы совершали походы на Вятку и в Зауралье. В результате войн с Литвой были отвоеваны некоторые земли бывшей Древней Руси. Стоянием на реке Угре закончилась 250-летняя зависимость от Орды, а в 1487 году русские войска взяли Казань, сделав ханство вассалом Москвы. Россия установила дипломатические контакты с ведущими государствами — Османской империей, Венецией, Тевтонским орденом, Священной Римской империей. Именно Иван III начал титуловать себя «господарем (государем) всея Руси», и само имя «Россия» закрепилось за нашей страной тоже с этого времени. Новый титул русского правителя подчеркивал изменившийся статус самого государства. Россия претендовала на роль царства, то есть империи, объединившей под своей властью многие земли. А империя в ту эпоху в Европе была только одна — Священная Римская империя германской нации, считавшаяся наследницей империи Карла Великого, а через нее и великой Римской империи. Священная Римская империя являлась главным государством европейского католического мира. Россия же, царством официально еще не ставшая (это произойдет только в 1547 году), но желавшая им быть, выступала как государство православное — главный оплот веры после падения другого православного царства, Византии. Эти чаяния воплотились в знаменитую идею «Москвы — третьего Рима», оформившуюся уже при преемнике Ивана III Василии III, в начале 1520-х годов. Монах псковского Елеазарова монастыря Филофей в своем послании дьяку Михаилу Мунехину со всей ясностью выразил то, что уже давно витало в воздухе Русской державы: два Рима пали, Москва, Рим третий, стоит, а четвертому не бывать. Так, мысль о «трансляции Империи», «длящемся Риме» как едином христианском универсуме нашла воплощение в образе Русского царства, исторического преемника Византии, а следовательно, и Рима.
Хотя идея о Москве как о третьем Риме в качестве целостной концепции при Иване III еще не сложилась, очевидные ее признаки были налицо. Строительство в 1475–1479 годах Аристотелем Фиораванти каменного Успенского собора в Московском кремле, главного собора Русского государства. Брак Ивана III в 1472 году с наследницей византийских императоров Зоей (Софьей) Палеолог, сын которой Василий III позднее наследовал отцу. Приглашение итальянских мастеров (наследников римлян!) и начало строительства величественного кремлевского ансамбля, в котором проступали черты и третьего Рима, и второго Иерусалима. Принятие в 1490-х годах имперского двуглавого орла как официального символа Русского государства. Венчание в 1498 году по византийскому образцу шапкой Мономаха на великое княжение Московское внука и соправителя Ивана III — Дмитрия Ивановича (сама идея такого соправительства имела византийские корни). Всё это — свидетельства новой державной идеологии, которая не могла, конечно, обойти стороной и собственную историю Руси, у истоков которой стояла туманная фигура Рюрика.
