«В Афетове (третий сын Ноя) же части седять русь, чюдь и вси языци: меря, мурома, весь, моръдва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимегола, корсь, летьгола, любь (перечислены финно-угорские и балтские племена). Ляхове же (поляки), и пруси, чюдь преседять к морю Варяжьскому (то есть Балтийскому). По сему же морю седять варязи семо (отсюда) ко въстоку до предела Симова (старшего сына Ноя), по тому же морю седять к западу до земле Агнянски и до Волошьски (Священной Римской империи?). Афетово бо и то колено: варязи, свей, урмане, готе, русь, агняне, галичане (жители Галлии, то есть Франции, или Уэльса), волъхва (волохи — что точно подразумевается под этим названием, неясно), римляне, немци, корлязи, веньдици (венецианцы), фрягове (генуэзцы) и прочии, ти же приседять от запада къ полуденью (то есть к югу) и съседяться (соседствуют) съ племянемъ Хамовымъ». Ясно, что варяги в данном случае — собирательное название племен, живших на севере Европы. К ним летописец причисляет и русь.
В статье под 862 годом русь снова оказывается одним из варяжских народов: «Те варяги назывались Русью, как другие называются шведы, а иные норвежцы и англы, а еще иные готландцы — вот так и эти». Это означает, что к варягам, помимо руси, относились народы древней Скандинавии и Англии (где еще с конца IX века на землях, захваченных викингами, существовала область «датского права», а сама Англия с начала XI века находилась под властью датских королей, а позднее — нормандских герцогов, также происходивших от скандинавов). Более того, летописец утверждает варяжское происхождение самого названия «русь»: «И от тех варягов прозвалась Русская земля». Под властью варягов оказались новгородцы: «Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были словене». Эту фразу летописи, видимо, следует понимать в смысле политическом, а не этническом, то есть новгородцы оказались принадлежащими «к политической организации варягов (тех варягов, которые стоят во главе их политической организации), а раньше, т. е. до призвания варягов, входили в организацию славянскую». Точно так же в текстах русско-византийских договоров первой половины X века фраза «Мы от рода рускаго» означает принадлежность послов к государственной организации Руси[17], как, например, в договоре Олега с греками: «Мы от рода рускаго, Карлы, Инегелд, Фарлоф, Веремуд, Рулав…» — далее следуют другие отнюдь не славянские имена.
Наконец, в той же летописи, в статье под 898 годом, рассказывается об апостольской миссии у славянского народа и, в частности, говорится: «Тем же и словеньску языку учитель есть Павел, от него же языка и мы есмо Русь, тем и же нам Руси учитель есть Павел, понеже учил есть язык словенеск и поставил есть епископа и наместника по себе Андроника словеньску языку. А словеньскый язык и рускый одно есть, от варяг бо прозвашася Русью, а первое беша словене; аще и поляне звахуся, но словенькаа речь бе. Полями же прозвани быши, зане в поли селдяху, а язык словенски един». То есть: «Поэтому учитель славян — апостол Павел, из тех же славян — и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались Русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий — славянский». Примечательно, что в тексте летописи слово «язык» употреблено в двух разных значениях — и как «народ» (как позже у Пушкина — «и назовет меня всяк сущий в ней язык»), и как «речь». Иными словами, летописец указывает на этническую принадлежность современного ему русского народа: это славянский народ, который называется полянами, потому что «сидел в поле», а русью — потому что это название пришло от варяг.
Все это однозначно свидетельствует о том, что для составителя «Повести» варяжские «находники» Рюрик с братьями были родом из Скандинавии, а само слово «Русь» имело варяжское, то есть скандинавское происхождение. О том же, как понимались названия «варяги» и «русы» в других источниках (в том числе предшествовавших «Повести временных лет») и как их интерпретировали впоследствии ученые, будет рассказано в дальнейшем.
Остальные сведения сказания о призвании Рюрика с братьями понятны. Трое братьев пришли княжить и «судить по праву», разместились в трех городах, потом двое умерли и Рюрик объединил их владения под своей властью. Упоминание двух городов, где обосновались Синеус и Трувор — Белоозера и Изборска, — сложно считать искусственной конструкцией летописца. Ведь Белоозеро — это город веси (о чем прямо сказано в летописи), а Изборск — кривичей (хотя об этом в летописи и не говорится). Если полагать, что приход трех варяжских братьев должен был соответствовать трем приглашавшим их племенам — словенам, кривичам и мери, то получается, что меря осталась вовсе без князя. Да и сам порядок перечисления племен (в основном в текстах летописей это — словене, кривичи, меря, если пропустить чудь) не соотносится с владениями варяжских правителей (Новгород — словене, Белоозеро — весь, Изборск — кривичи). Это значит, что сопряжение Синеуса с Белоозером и Трувора с Изборском, скорее всего, не является домыслом летописца.
От Рюрика «откололись» его соратники Аскольд и Дир, которые, отправившись в Константинополь, по пути захватили Киев и остались там. Именно Аскольду и Диру «Повесть временных лет» приписывает поход Руси на столицу Византии Константинополь. По летописной хронологии этот поход произошел в 866 году, хотя на самом деле он имел место в 860 году. Этот поход был особенно важен для летописца, потому что именно с этого времени о Руси узнали на международной арене (прежде всего в Византии). А поскольку поход состоялся во время правления византийского императора Михаила III, то и начало его царствования стало первым датированным событием летописи (правда, и эта дата не соответствует действительности).
Здесь нужно сказать, что в принципе летописная хронология ранней русской истории в значительной степени условна. Ведь хронологическая сетка летописи создавалась только во второй половине XI века. Поэтому летописцам приходилось высчитывать даты тех или иных событий что называется задним числом. В каких-то случаях это удавалось сделать довольно точно (поскольку имелись, например, тексты русско-византийских договоров), в каких-то датировки домысливались. В дальнейшем мы еще не раз будем сталкиваться с такими моментами. Однако, поскольку никакой иной систематической хронологии древнерусской истории второй половины IX–X веков в источниках не содержится (можно лишь уточнить или проверить отдельные даты летописи по другим источникам), то эту хронологическую шкалу приходится принимать как данность.
