жизнь, благополучие
и верование всего русского народа (курсив мой. –
И.Х.), и красноармейскими шайками изменников, погубившими свою родную страну, ограбившими все народное имущество, избивающими без жалости население, надругавшимися над верой и святыней…». При этом Колчак допускал, как он выражался, возможность боголюбивого соглашения с народами России, образовавшими свои правительства. Складывается впечатление, что адмирал так до конца и не увидел большевизации русского народа, не понял, как и другие вожди Белого движения, что народ пошел за коммунистами не столько вследствие их лозунга «грабь награбленное», а также декретов о мире и земле, нет. Вновь хотелось бы сказать, что, совлекши с себя образ Божий, народ увидел в большевиках нечто родное.
Как-то Колчак заметил Гинсу, что в тяжелой борьбе с красными опираться можно только на штыки. Он говорил о необходимости поднятия настроения в стране, но признался, что не верит ни в съезды, ни в совещания, но верит в танки и надеется только на них. О том, чтобы привлечь к борьбе духовенство, т. е. поднять меч духовный, – опять ни слова. Кстати, Гинс, вспоминая о своих беседах с Колчаком, отмечал мрачное и трагичное выражение лица адмирала. В самом деле, он исполнял свой долг, нес крест власти, как и подобает христианину, но верил ли в победу, уповал ли на Бога, обращался ли в тяжкие минуты к Господу и Его служителям за помощью, как это делал, к примеру, Врангель? Бог знает…
Отношения с «союзниками» у Верховного правителя были крайне натянутые. Колчак выступал против интервенции западных держав в Россию, считая, что она закончится оккупацией нашего Дальнего Востока.
В сущности, западные державы были заинтересованы не столько в свержении большевистской власти, сколько в эксплуатации природных ресурсов России, получении доступа к ее золотому запасу и участии белых в войне против Германии.
В конце концов, после завершения Первой мировой войны «союзники» попросту предали Колчака. Именно представитель Высшего межсоюзного командования и Главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке французский генерал Жанен и выдал адмирала, а потом в своих мемуарах смешал личность покойного с грязью. Собственно, из всех мемуаристов только этот француз называл Верховного правителя морфинистом. Откуда он это взял, неизвестно.
Двуличная позиция «союзников» и большевизация мужицкой Руси обрекли созданную Петром I Россию на поражение и гибель. Последними ее защитниками были белые, во главе которых, по Промыслу Божию, и оказался адмирал Колчак. 15 января чехословацкий генерал Сыровый сдал, с разрешения Жанена, Колчака эсеровскому Политцентру. За это Каппель вызвал Сырового на дуэль, но чех не принял вызова. Через некоторое время эсеры передали адмирала большевикам. Их хозяин, Ваал, жаждал новых человеческих жертв.
7 февраля 1920 года по приговору Иркутского ревкома Александр Васильевич Колчак был расстрелян без суда на берегу притока Ангары – речки Ушаковки. Его тело, как было сказано в начале главы, было спущено в прорубь. Впоследствии это породило массу домыслов. Например, в народе говорили, что весной тело достали и похоронили в соответствии с христианским обрядом. Видимо, коммунистические россказни о народной ненависти к адмиралу сильно преувеличены.
После убийства адмирала Анна Тимирева обратилась к палачам с просьбой выдать ей тело Колчака для предания земле согласно обряду Православной Церкви. Разумеется, ее просьба не была удовлетворена.
Устье Ушаковки – место гибели А.В. Колчака
Итак, Колчак проиграл, как проиграла и Белая Россия в целом. Вопрос о том, могли ли белые победить, обсуждался эмигрантами и историками бесчисленное количество раз. История не терпит сослагательного наклонения: что было, то было. Но все же…
Выше мы уже писали о том, что если бы в молодости Колчак познакомился со святоотеческими творениями, если бы весьма уважаемый адмирал и православный христианин Степан Осипович Макаров не погиб, то мировоззрение Колчака могло бы быть несколько иным: не только внешне, но и внутренне православным. Как это могло бы повлиять на политику Верховного правителя? Думается, его государственная деятельность была бы схожей с внутренней политикой генерала Михаила Константиновича Дитерихса. В правительстве Колчака он был некоторое время начальником штаба и военным министром. В 1922 году Земский Собор во Владивостоке избрал Дитерихса единоличным правителем и воеводой Земской рати. Этот генерал, глубоко верующий христианин, приступил к строительству жизни на последнем свободном клочке русской земли на христианских началах. Он видел единственный путь спасения России в восстановлении православной монархии. Земский Собор восстановил в Приамурье основные законы Российской империи. Дитерихс принял присягу в Успенском соборе Владивостока и перестроил всю гражданскую жизнь в крае: организовал Земскую думу, Совет внешних дел, Поместный совет, готовил созыв Поместного Собора. Одним из главных его политических решений стало установление основной административной единицы в Приморье – церковного прихода.
Нетрудно увидеть, что на уровне символов в своей политической деятельности Дитерихс опирался на традиционные (можно сказать, славянофильские) формы российской государственности, пытаясь говорить с народом на понятном ему языке. Многие видят в деятельности этого генерала стремление повернуть историю вспять, вернуться к отжившим формам государственности. Да и мы уже приводили слова Маклакова о том, что большевизм был близок менталитету русского народа. Все это так, если принимать во внимание население европейской России: привыкшее к крепостному и общинному рабству крестьянство, в значительной массе деградировавшее русское провинциальное дворянство [20].
Но Колчак поднял знамя борьбы с большевизмом в Сибири и на Дальнем Востоке. Население там было иным. Оно состояло из потомков казаков и иных переселенцев, никогда не знавших крепостного права, с крестом и саблей осваивавших бескрайние просторы азиатской России. Их было немного, но они, выражаясь языком Льва Николаевича Гумилева, были настоящими пассионариями. Именно такие и делают историю [21].
Эти люди, быть может, и не были готовы к походу на Москву, но были вполне способны защитить свою свободу. И если бы те государственные мероприятия, которые предпринял Дитерихс в 1922 году, четырьмя годами раньше осуществил Колчак, если бы не декларативно, но по-настоящему он опирался на традиционные ценности сибиряков, на Церковь, то, возможно, исход Гражданской войны был бы иным. Но для всего этого несколько иным должно было бы быть и мировоззрение Верховного правителя: не внешне, но и внутренне православным. Но, впрочем, история действительно не терпит сослагательного наклонения…
Видел ли адмирал в своей борьбе против большевизма крестовый поход? Бог знает. Но одно можно сказать точно, жизненный путь Колчака, несмотря на все его ошибки и заблуждения, без преувеличения можно назвать христианским подвигом, ибо он исполнил заповедь о том, что нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей
