последними словами, обращенными к жене, были: «Жаль, не увижу, как Россия спасется!»
Говорят, когда вскрывали останки в Америке, то, к удивлению многих, тело Деникина оказалось нетленным. Один мой друг на это заметил: «Видно, Господу было угодно, чтобы его прах упокоился на Русской земле». Что ж, справедливость восторжествовала спустя многие десятилетия. Иначе и быть не могло, ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу (Мк. 4, 22). И потоки лжи, вылитые в свое время на честное имя этого православного генерала, как, впрочем, и других лидеров Белого движения, рассеялись, как утренний туман…
Надо сказать, что писать об этом человеке по-своему просто и легко. Ведь Деникин сам честно и откровенно, с присущей ему солдатской прямотой рассказал о своем жизненном пути в многотомных «Очерках русской смуты» и книге воспоминаний «Путь русского офицера». В его судьбе отражен образ типичного русского офицера, никогда не забывавшего Бога, беззаветно преданного Родине, своим трудом добившегося чинов и отличий.
В числе первых Деникин поднял знамя борьбы против большевизма, и именно ему Белое движение обязано своей жизнью на Юге России. 13 апреля 1918 года под Екатеринодаром погиб Главнокомандующий Добровольческой армией генерал Лавр Корнилов. Белым не удалось взять город, их фронтальные атаки не принесли успеха, но обернулись страшными потерями. Смерть Корнилова деморализовала тогда многих, казалось, что еще немного – и Белое движение умрет, едва успев родиться. Необходим был человек, способный вывести из-под удара немногочисленные полки, потрясенные гибелью любимого командарма. Им и оказался Деникин. Сам Корнилов видел в своем заместителе того, кто способен спасти армию.
…Генерал Марков кинул папаху на стул и устало, не снимая сапог, повалился на скрипящий диван, прикрыл глаза – он не спал уже двое суток и заснул прямо на Военном совете, с которого только что и вернулся. Слабый свет от керосинки едва освещал его бледно-зеленое от усталости лицо. Офицеры с измученными и давно не бритыми лицами с тревогой смотрели на своего командира. Всегда энергичный и не терявший присутствия духа под самым жестоким огнем противника, сейчас он выглядел подавленным. Через минуту Марков открыл глаза, в них уже не было привычной уверенности, он как-то безнадежно махнул рукой и произнес:
– Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар, Екатеринодара не возьмем, а если и возьмем, то погибнем.
А в это время в белом фермерском здании – штабе Добровольческой армии – остались двое: генералы Корнилов и Деникин – Главнокомандующий и его заместитель. Корнилов, как и Марков, выглядел подавленным, перед его глазами все еще стояло лицо убитого несколько часов назад полковника Митрофана Неженцева – личного друга. Стройный и тонкий, в изорванной штыками черкеске, с тускло сверкающим на груди Георгиевским крестом. Русский офицер, убитый русскими солдатами. А сквозь покрытое свинцовыми тучами серое небо, тяжелым покрывалом нависшее над Екатеринодаром, можно было видеть кровавую пасть Ваала, омерзительный оскал его желтых зубов и обезьянью усмешку. Ненавистная ему Россия сходила с ума, срубая с церквей кресты и вскрывая мощи святых, русские люди самозабвенно и с диким остервенением убивали друг друга, а потом глумились над трупами поверженных врагов (впрочем, больше, чем белые, глумились красные – ведь именно они и были слугами Ваала).
Корнилов вспомнил, как перекрестил еще не остывшее тело Неженцева и поцеловал его в лоб. С тех пор никто не видел улыбки на лице Главнокомандующего. Было ощущение, что он ждет и желает смерти. Во всяком случае, на предложение перенести штаб в какое-нибудь другое здание отговаривался неопределенно:
– После, после…
А красные уже пристрелялись, изрыв воронками все вокруг фермы…
Сумрак накрыл станицу Ольгинскую, где размещался штаб Добровольческой армии. Несколько минут генералы сидели в тишине, погруженные в свои мысли, было слышно, как Корнилов барабанит пальцем по столу – характерный жест Главнокомандующего. Наконец Деникин спросил:
– Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в намерении штурмовать Екатеринодар?
– Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем город, то мне останется пустить себе пулю в лоб.
Деникин и не ожидал другого ответа, ему тоже казалось, что Корнилов не просто ждет – ищет смерти. Нужно было найти какие-то слова, чтобы переломить его настроение. Как всегда, спокойно и не торопясь, он произнес:
– Этого вы не можете сделать, ведь тогда остались бы брошенными тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию. Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся.
Корнилов пристально посмотрел на Деникина и быстро ответил:
– Вы выведете…
Деникин резко встал, начал возражать, что с гибелью Главнокомандующего армия будет обречена на гибель, но тут вошел адъютант Корнилова, и разговор пришлось прекратить.
На следующий день Корнилов был убит – красные пристрелялись-таки по белому зданию фермы, и снаряд попал в нее в тот момент, когда в доме находился Главнокомандующий. Армию – этот тяжкий крест – принял Деникин. (По материалам книги А.И. Деникина «Поход и смерть генерала Корнилова».)
Слова Корнилова оказались пророческими: искусно маневрируя, новый командарм сделал практически невозможное – он вывел, с несомненной помощью Божией, добровольцев из окружения. Под его руководством белые освободили Северный Кавказ, спасли находившийся на грани крушения Донской фронт (уставшие от войны и распропагандированные большевиками казаки не хотели сражаться).
Наконец весной 1919 года южнорусские войска развернули наступление на Москву. В октябре добровольцы заняли Орел, до столицы оставалось не более 300 километров. Однако сил для последнего и решающего удара у белых уже не хватило. Большевики, используя бесчеловечные методы террора, мобилизовали в Красную армию всех способных носить оружие, в том числе бывших царских генералов и офицеров. Именно они, а не Буденный с Ворошиловым, и принесли коммунистам победу. В марте 1920 года немногочисленные белые полки эвакуировались из Новороссийска в Крым. Последним на корабль – это был миноносец «Капитан Сакен» – взошел Деникин. Впрочем, отплыв от берега, Главнокомандующий приказал… вернуться. На пристани подчеркнуто стройно выстроилась какая-то воинская часть, люди с мольбой взирали на отходившие корабли. Деникин приказал взять на борт как можно больше людей. И только после этого миноносец отплыл в сторону Крыма, прихватив на буксир еще и переполненную баржу.
Спустя годы генерал вспоминал об этом эпизоде как о каком-то будничном, само собой разумеющемся событии, не сознавая, что совершил подвиг. Другими глазами все это увидел один из офицеров спасенной части. Описывая весь драматизм и подлинную трагедию, разыгравшуюся в дни новороссийской эвакуации, он вспоминал, что «Капитан Сакен» появился неожиданно, когда
