Ознакомительная версия.
Нельзя было найти двух более разных людей, чем Геринг и Рудольф Гесс, этот полоумный заместитель Гитлера по НСДАП, которому тот продиктовал «Майн кампф». Он сошел с ума в мае 1941 года и угнал самолет люфтваффе, назначив самого себя переговорщиком с целью убедить британцев заключить мир. В Великобритании его держали в тюрьме в течение всей войны. Гесса доставили в Нюрнберг вместе с пакетами объедков, которые он собрал во время британского заключения. Объедки должны были доказать, что британские тюремщики пытались его отравить. Но в нюрнбергской тюрьме он потерял память: утверждал, что у него амнезия.
Полковник Амен, которому не терпелось доказать, что Гесс симулянт, созвал целый дивизион психологов и психиатров, чтобы с их помощью разоблачить, как он считал, уловку для уклонения от наказания. Во время одной из бесед, когда медики пытались проверить память Гесса, он употребил немецкое слово Kladde, это разговорное слово, которым учащиеся называют толстую тетрадь в твердой обложке.
– Kladde? – спросил я. – Что это такое?
– Не знаю, почему я сказал это слово, – ответил Гесс.
Но мне не дали пойти дальше и поймать Гесса на этой обмолвке, потому что ученые мужи, не знавшие немецкого языка, не поняли, что человек, который потерял память, едва ли мог выражаться жаргонными словечками из лексикона подростков.
Потом Амен решил свести Гесса с Герингом и посмотреть, не удастся ли Большому Герману освежить его память. Геринг, конечно, попытался.
– Рудольф, – сказал он, принимая свою обычную надменную позу, – неужели ты не помнишь меня, рейхсмаршала, председателя рейхстага? Неужели ты не помнишь меня, верховного командующего люфтваффе, преемника фюрера, не помнишь, как мы вместе маршировали в Мюнхене в 1923 году, когда в нас стреляли полицейские?
Ничто не помогало. Гесс непонимающе смотрел на Геринга, который был явно разочарован, что его былой блеск и слава не разогнали туман беспамятства у Гесса. Я никогда не видел Геринга таким подавленным!
Мы приводили к Гессу его личных секретарш, прослуживших у него много лет. Две женщины ушли рыдая, после того как Гесс ничем не показал, что узнает их, и театрально приложил руки к ушам, стараясь расслышать их имена. Последним должен был встретиться с Гессом в Нюрнберге трагический персонаж немецкой истории, профессор и генерал Карл Хаусхофер, геополитик, который изложил теорию Lebensraum, жизненного пространства, и впоследствии был изумлен тем, что Гитлер понял необходимость в жизненном пространстве как право отнимать чужую территорию. В студенческие годы Гесс был частым гостем в доме Хаусхофера, а сын профессора Альбрехт был его другом. У фрау Хаусхофер были еврейские предки, и Гесс ее прикрывал. Отец и сын с ужасом восприняли заявление Гитлера о том, что для агрессии не требуется никакого предлога, потому что победителей не судят, и оба оказались в нацистском концлагере. Сына казнили, поскольку он участвовал в заговоре с целью убийства фюрера.
Старший Хаусхофер, недавно освобожденный из концлагеря в Дахау, считал, что Гесс летел в Англию за миром, когда целью Гесса было всего лишь развязать Германии руки для войны на один фронт с Советским Союзом, как мечтали германские милитаристы. Старик разрыдался, когда Рудольф не узнал его, своего давнишнего покровителя. Дрожащим голосом Хаусхофер снова и снова пытался напомнить Гессу о случаях из жизни и разговорах, но все напрасно. Мы никогда не узнаем, не явилась ли эта встреча причиной или одной из причин самоубийства Хаусхофера, этого трагического колдуна, и его жены вскоре после того.
Сам Гесс внешне никак не отреагировал на встречу; ничто не могло поколебать его провозглашенную амнезию. Однако когда трибунал приказал группе психиатров осмотреть Гесса после того, как ему было предъявлено обвинение в военных преступлениях, и определить, способен ли он по умственному состоянию предстать перед судом, он заявил на открытом заседании: «Отныне моя память будет снова доступна для внешнего мира!»
Начальник штаба Верховного главнокомандования генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель получил прозвище Лакейтель, от немецкого слова «лакей», кем он и был. В самом начале мы с ним устроили игру в гляделки, пока он не опустил ярко-голубые глаза. Вопрос следователя «Вы говорите правду?» я перевел как «Почему вы трусливо лжете?». Эта дерзость со стороны какого-то рядового потрясла господина генерал-фельдмаршала больше, чем боязнь потерять свои знаки различия и маршальский жезл, и его усы задрожали. Я вспомнил, как его тесть генерал Бломберг, смещенный с поста военного министра, чьим адъютантом был Кейтель, сказал о нем: «Кейтель всего лишь ein Brieftrager» – почтальон. И это о самом высокопоставленном немецком генерале!
В конце концов Кейтель отчасти признал вину. В своем последнем слове перед судом он сказал: «Я виновен в том, что не предотвратил преступных действий». Кейтель имел в виду приказы Гитлера, приведшие к гибели миллионов русских военнопленных на территориях, занятых немецкими вооруженными силами.
Генерал-полковник Альфред Йодль, заместитель Кейтеля, о котором говорили, что он гораздо умнее своего начальника, вел себя, как робот, и пыжился, словно индюк, как кто-то о нем сказал. Йодль переводил желания Гитлера на язык точных военных приказов, сформулировать которые Кейтелю было не по силам. Многие эти приказы нарушали Женевскую конвенцию, которую Германия подписала, а также устав вооруженных сил Германии. Йодль понимал, что, так как он сознательно отдавал или передавал незаконные приказы, приведшие к гибели миллионов русских, это не станет для него оправданием, но все же стоял на том, что всего лишь был исполнительным подчиненным.
Однако в этой солдатской груди, должно быть, все-таки билось сердце, потому что его жена Луиза отчаяннее других пыталась увидеть его, когда он был обвиняемым в зале суда. Ее пришлось убрать с галерки для посетителей, после того как она замахала ему. Она также обращалась с прошениями к Черчиллю, Эйзенхауэру и Трумэну, чтобы они помиловали ее мужа, но напрасно.
В отличие от Франка, Кейтеля и Йодля – гитлеровских приспешников – некоторые немецкие генералы осмеливались иметь собственное мнение и восставали против Гитлера. Например, Эрвин Роммель, знаменитый не только в Германии, но и среди союзников под прозвищем «лис пустыни» за его подвиги в Северной Африке, в конце концов пришел к выводу, что Гитлер – бедствие для Германии, и присоединился к заговору против него. Когда заговор сорвался и Гитлер остался в живых, фюрер не посмел назвать героя войны Роммеля заговорщиком и удавить его струной от пианино, как других участников заговора. Вместо этого он послал Кейтеля передать Роммелю, что если Роммель сам покончит с собой, то будет похоронен с почестями как герой, убитый вражескими ВВС. Роммель совершил самоубийство, и его похоронили с государственными почестями. Немецкий народ так и не узнал об участии Роммеля в заговоре с целью устранения Гитлера ради блага Германии, пока это не раскрылось на Нюрнбергском процессе.
Ознакомительная версия.
