И много еще кое-чего не знаетъ Бонапартъ. Едва-ли онъ даже знаетъ, что существуетъ г. Шарль, тотъ самый г. Шарль, адъютантъ Леклерка, который пріехалъ съ Жозефшой изъ Парижа. Г. Шарль остался въ Милане, щеголяетъ по улицамъ его въ кокетливой форме копнаго егеря и каждый разъ, когда генералъ отлучается изъ дворца Сербельони, туда является г. Шарль. Жозефина угверждаеть, правда, что г. Шарль приходитъ только для того, чтобы позабавить ее, развлечь, посмешить, что она относится къ нему чисто платонически. Г. Шарль – молодой человекъ маленькаго роста, очень плотный, крепкій, невозмутимо-самоуверенный, удивительно подвижной, живой, пронырливый, сыплющій каламбурами, большой искуссникъ по части всякихъ штукъ и фокусовъ, надувательства, вышучиванія, однимъ словомъ, что называется. забавникъ.
Онъ служитъ связью между Жозефиной, которая всегда нуждается въ деньгахъ, и поставщиками, которые воображаютъ, что Жозефина можетъ быть имъ полезна. Онъ расточителенъ, словно откупщикъ, но делаетъ это весело, въ открытую, какъ гусаръ, вздумавшій заниматься делами. Какой контрастъ! И какъ будто нарочно для Жозефины созданы эти две крайности! Но вотъ y Бонапарта возникаютъ подозрения насчетъ г. Шарля, какъ были y него подозренія насчегь Мюрата. Г. Шарля, какъ говорятъ, арестовываютъ; но не за сношеніями съ поставщиками? Во всякомъ случае, онъ покидаетъ армію, возвращается въ Парижъ, где Жозефина пристраиваетъ его къ Компаніи Бодена, даетъ ему возможность занять очень видное положеніе въ интендантской области.
Г. Шарль былъ развлеченіемъ, лучше котораго и желать нельзя: онъ былъ изъ Парижа, который любила Жозефина, Парижа разгульнаго, шумнаго, веселаго, Парижа – кутилы. Ей нуженъ былъ г. Шарль, чтобы переносить какъ-нибудь скуку, которая ееизводила. «Я сильно скучаю», – пишетъ она своей тетке. Да, все нагоняетъ на нее скуку: и безумная страсть молодого мужа, и Миланъ, и Генуя, где Сенатъ принимаетъ ее, какъ королеву, и Флоренція, где Великій Герцогъ принимаегь ее, какъ кузину, и Момбелло, где она держитъ свой дворъ, и Пассеріано, и Венеція, все нагоняетъ на нее скуку, все, кроме Парижа. И однако, когда Бонапартъ отправляется въ Парижъ, она не сопровождаетъ его. У нея явилась фантазія поехать въ Римъ, – по крайней мере, такъ говорить она, – и только черезъ восемь дней после мужа она пріезжаетъ въ улицу Шантерейнъ – улицу Победы – въ отель, на меблировку и декорированіе котораго она заочно, путемъ письменныхъ сношеній, выбросила 120.000 франковъ, который весь стоилъ 52.400 франковъ и который Бонапартъ купитъ только черезъ четыре месяца, 31 марта 1798 г.
Такимъ образомъ изъ каприза, изъ-за своихъ удобствъ она пренебрегла превратившимся въ апофеозъ проездомъ черезъ Швейцарію и Италію, пренебрегла и возвращеніемъ въ отечество объ-руку съ человекомъ, именемъ котораго полонъ Парижъ и имя котораго она носитъ… Прошелъ месяцъ, какъ Бонапартъ покинулъ Миланъ, a она все еще не возвращается: она пріехала только въ конце декабря.[9]
Хотя любовь Наполеона теперь – уже не бешеная страсть первыхъ дней, его жена, все-таки, – едияственная женщина, которую онъ любитъ. Онъ признается въ этомъ открыто: «Я люблю мою жену», – говоритъ онъ г-же де Сталь. Съ женой онъ не разстается ни на минуту, и его не раздражаетъ, когда говорятъ, что онъ очень ревнивъ. Между темъ, она уже не красива. «Ей около сорока летъ и ихъ вполне можно efl дать». Что нужды! Для Бонапарта она никогда не состарится и когда пройдеть страсть, отъ прежней любви y него останется къ ней такая горячая благодарность, что на всю жизиь, чтобы ни делала Жозефина и чтобы ни случилось. она останется обожаемой, останется единственной женщиной, имеющей власть надъ его чувствами и надъ его сердцемъ.
Въ Тулоне 29 флореаля VI г. съ мостика Океана, – корабля, которому онъ вверилъ свою судьбу, – Бонапартъ смотритъ на платокъ, которымъ машетъ Жозефина, до техъ поръ, пока онъ не скрывается y него изъ глазъ. Онъ еще любитъ эту женшину, уже не съ темъ пыломъ, съ которымъ любилъ ее первое время, но съ признателъностыо удовлетворенной страсти и обласканнаго сердца. Онъ любитъ ее, какъ воплощеніе нежности иизящества, какъ существо женственное въ истинномъ смысле этого слова, первое, которое отдалось ему, которымъ онъ такъ полно обладалъ.
Съ нею y него условлено, что какъ только онъ завоюетъ Египетъ, – a онъ и не сомневается въ томъ, что завоюеть его, – она пріедетъ къ нему; что онъ пришлетъ за нею фрегатъ; что въ ожиданіи этого она отправится на воды. Если Жозефина и была искренна, когда обещала, то вскоре-же мысль объ отъезде, о долтомъ пути и его опасностяхъ, начинаетъ смущать и пугать ее. Въ Париже ею снова овладели прежнія привычки, общество, светъ, a особенно миланскія связи. Бонапартъ, съ своей стороны, начинаетъ кое-что подозревать.
Уже при переезде изъ Тулона на Мальту и въ Александріи его охватываетъ безпокойство. Прежнія подозренія снова приходять на умъ. Онъ хочетъ все знать, онъ разспрашиваетъ, ему разсказываютъ. Обращаясь къ темъ, которыхъ считаетъ своими друзьями, которые меныне другихъ способны оть него скрыть правду, онъ выспрашиваетъ y каждаго изъ нихъ въ отдельности по несколько разъ все, что говорилосъ о ней въ Италіи.
To, что было до его женитьбы на Жозефине, не интересуетъ, не задеваетъ его. Когда 23 преріаля VI г. онъ пишетъ ей изъ Милана: «Все мне было пріятно, даже воспоминаніе о твоихъ ошибкахъ, и о той прискорбной сцене, которая произошла за пятнаддать дней до нашей свадьбы», онъ даетъ здесь ключъ къ своему собственному характеру, къ своему собственному взгляду на любовь. Его право на сердце, чувства, умъ этой жевщины начинается съ того дня, когда она свободно наложила на себя клятвенное обязательство, когда она приняла его любовь, когда она, казалось, разделила ее; но съ этого дня она ему принадлежитъ и если она его обманываетъ, съ ней все покончено[10]
Какъ только y Бонапарта раскрываются глаза, какъ только иллюзія его разсеевается, онъ начинаетъ подумывать о разводе. Онъ считаетъ разорванвой связь, соединявшую его съ женой. Если бы онъ продолжалъ ничего не знать, то несомненно, онъ остался бы веренъ ей въ Египте, какъ былъ веренъ въ Италіи, но теперь, зачемъ сдерживать себя? Изъ-за чего, – среди глубокаго унынія, овладевшаго арміей въ Египте, – отказывать себе въ развлеченіяхъ, которыя несколько месяцевъ тому назадъ возмутили бы его совесть, какъ измена верной супруге, которыя теперь, на его взглядъ, – лишь естественная слабость двадцати девятилетняго мужчины.
Ему приходитъ фантазія познакомиться съ азіатскими женщинами, какъ делали многіе офицеры. Ему приводятъ полдюжины ихъ, но манеры, жирное тело ихъ отталкиваютъ его. Онъ не прикасается къ нимъ и тотчасъ же отсылаетъ ихъ обратно. Съ этого времени нетъ ему равнаго по брезгливости, по чувствительности ко всякимъ запахамъ, по необычайной чуткости и впечатлительности.
