Фридрих Ницше, сознательно в расцвете творческих сил выбрав путь непримиримого одиночки-фаталиста, заставил разглядеть очевидное в скрытом; он просто взорвал мир проникновенными и честными утверждениями о человеческой природе и заставил Человека взглянуть на себя с другой, обратной стороны. Ницше никогда не воспринимался однозначно: его величали и Христом, и Антихристом, но чаще упрекали в том, что он продал душу дьяволу, за что жестоко поплатился, пройдя через одиннадцать лет полного безумия. Чаще его называли несчастным гордецом и злополучным безбожником, вообразившим себя Богом и получившим за это заслуженное наказание. «Чтобы быть справедливым по отношению к этому человеку, необходимо проникнуться энтузиазмом», – писал сам Ницше о выдающемся композиторе Рихарде Вагнере – именно это необходимо, чтобы понять самого Ницше и его путь. Он прошел мимо современников, незамеченный и жалкий, но со смертью возвеличил свое имя, ибо адресовал свои послания будущим поколениям. Был ли он вообще успешным? При жизни он испытал гораздо больше поражений и разочарований, чем восторга побед. Но он чувствовал в себе великую и непреодолимую силу, рожденную в не менее гигантской слабости перед миром. Эта сила была результатом самопреобразования, и осуществлен был этот процесс решением внутренней ВОЛИ.
Будучи первенцем в небогатой религиозной семье пастора в заброшенном деревенском приходе, Фридрих получил свое имя в честь короля Пруссии – они пришли в этот мир в один и тот же октябрьский день. Последнее обстоятельство сыграло немалую роль в становлении характера мальчика – с раннего детства он научился вести себя сообразно носителю имени первого человека государства.
В то же время детские годы Ницше были наполнены отчаянными переживаниями и неземными потрясениями. Мальчик начал говорить лишь в два с половиной года, что само по себе уже вызывает удивление. Когда Фридриху было четыре года, его отец упал с лестницы крыльца и сильно ударился головой о ее каменные ступени. После этого рокового падения малыш пережил ужасающий год безумия и невыносимых страданий отца, завершившийся леденящим стрессом похорон, что глубоким рубцом врезалось в его детскую память. Навсегда остался в его памяти зловещий звон колоколов. Его мозг стал болезненно впечатлительным, и еще долгое время по ночам мальчика посещали сатанинские видения, а маленькая восприимчивая душа трепетала от зловещих сюжетов, возникающих из могильного тумана. Позже Фридрих утверждал, что видел во сне, как отец встал из могилы и забрал маленького ребенка – его младшего брата. Через некоторое время после ночного видения маленький мальчик смертельно заболел неизвестной нервной болезнью и угас за несколько часов на глазах у обезумевшей матери и притихших от страха детей. Семейное горе стало самым большим стимулятором чувства самостоятельности у Фридриха – уже через несколько лет, когда его сверстники только-только начали взрослеть, он сознательно посвящал часы самовоспитанию и преобразованию своей личности. По сути, оно в значительной степени способствовало нахождению Фридрихом Ницше своей идеи, поскольку стимулировало мотивацию поисков: имея душевную проблему, любой человек всегда подсознательно стремится к ее разрешению путем нахождения для себя такой ниши, где бы присутствовали гармония и уют для духа.
Несмотря на то что позже Фридриха считали уравновешенным и даже смелым мальчиком, он навсегда остался боязливо-требовательной и глубоко фрустрированной натурой (испытывающей чувство безысходности, отчаяния), жаждущей неземной силы духа для поддержки – по сути, созданный им в зрелом возрасте образ сверхчеловека был не чем иным, как свехкомпенсацией внутренней слабости и успокоительным зельем для притупления постоянной тревоги. Его психика была безнадежно поражена с самого начала жизни, его детство было мучительным вхождением в мир глубоко фрустрированного ребенка, почти неспособного жить в обществе «нормальных» бюргеров. Даже несмотря на поспешный переезд матери Ницше с обжитого места, принесшего им столько несчастий, в памяти старшего ребенка остался неизгладимый рубец фатализма и пессимистическое восприятие надвигающейся жизни.
В детстве он, подражая отцу, непременно желал стать пастором и каждое свое действие подвергал жесткой самооценке и самоанализу. Услышав от бабушки семейную легенду о своем благородном графском происхождении, Фридрих еще более уверовал в свою исключительность и начал полагать, что его рождение в один день с королем не является простой случайностью. Очевидно, детское самовнушение отпечаталось и на восприятии себя в зрелом возрасте, потому что Фридрих Ницше становился неисправимым самовлюбленным эгоистом, глядят ним на все сверху вниз. Немалая роль в этом принадлежит и женщинам: потерявшая мужа и одного сына мать просто боготворила Фридриха, передавая ему все свои знания о жизни и всю любовь, на которую только может быть способна одинокая, ужаленная жизнью женщина. Точно так же и бабушка, живущая после переезда переполовиненной семьи неподалеку, обходилась с Фридрихом терпеливо и ласково. Все это не могло не способствовать росту самооценки и появлению эгоцентризма и нетерпимости в сознании мальчика.
В то же время весьма интересно, что из-за раннего взросления Фридриха сверстники относились к нему с почтительным уважением, хотя большая их часть сторонилась его. Да и самому Ницше, слишком быстро переросшему их наивные, глуповатые игры, было по большей части неинтересно со сверстниками. Это лишь укрепляло его мысли о собственной исключительности, что много позже стало основой для смелого вызова всему миру.
Превосходство Фридриха над сверстниками в гимназии оказалось настолько ощутимым для учителей, что матери была дана настоятельная рекомендация перевести его в высшее учебное заведение. В результате четырнадцати лет от роду Фридрих, покинув семью для продолжения учебы, перешел к совершенно самостоятельной жизни. Это еще один достаточно важный штрих развития самостоятельности – отныне он сам принимал все свои стратегические решения.
С самого начала жизни Ницше относился к себе как фигуре трагической – по сути, еще в детстве он создал для себя образ, которому потом следовал всю жизнь. К этому его привели одиночество и тщательно скрываемые последствие детских потрясений. Благодаря более острому и, определенно, более пессимистичному восприятию мира он слишком рано повзрослел и, поскольку не имел настоящих друзей, снова и снова обращался к самому себе, теперь уже с помощью бумаги и чернил. Восприимчив так, как может быть лишь глубоко одинокий и даже брошенный человек, Ницше ко всему обыденному относился с пафосом и едва ли не драматическим восторгом. На непонимание внешнего мира Ницше отвечал отвержением его, а его необычайная эгоцентричность уже позволяла думать о себе если не как о великом мессии, то наверняка как об искрометном таланте, не постижимом окружением из-за психической слабости и природной толстокожести обывателей. Если бы такая самооценка не была рождена в юношеском возрасте, Фридрих неминуемо оказался бы в клинике для душевнобольных или погиб. Один из его биографов Даниэль Галеви указывает, что уже тринадцатилетним подростком Ницше, будучи «опьяненным самим собой, взял перо и в двенадцать дней написал историю своего детства». Привыкший к откровениям с самим собой, Фридрих впервые всерьез прислушался к голосу сердца. Но до рождения идеи еще было чудовищно далеко – пока что стоял вопрос: выжить или погибнуть?
