Под звон молодых юбилейных бокалов мой тост нерасплесканный будет таков:
Конечно, товарищи,
Чкалов есть Чкалов, но рядышком был и Егор Байдуков. Его боевые друзья откровенно о нем говорили:
Байдук – это тот,
который не только герой довоенный – он в самое пекло на фронте пойдет! За это любили, за это ценили, и нету, пожалуй, достойней цены: его Золотую Звезду не затмили все наши герои последней войны. Егор Байдуков остается пилотом военных, воздушных, дерзающих сил, пилотом, которого перед полетом сам Туполев быстро, украдкой крестил…
…В начале войны в августе 1941-го Сталин вызвал летчиков Громова, Байдукова и Юмашева:
Президент США Рузвельт не хочет принимать советского посла Уманского, а вас наверняка примет!
И их послали в США. Рузвельт сразу же принял их в Вашингтоне – один:
Наш министр обороны против того, чтобы вам помогать, но зато его первый заместитель – за. И мы будем иметь дело только с теми американцами, кто желает вам помочь.
На второй встрече присутствовал Гарриман, и Рузвельт сказал ему:
Мы с летчиками решили наши вопросы, а вы летите в Россию и выясните, чем еще мы можем помочь Советскому Союзу.
Гарриман полетел в Москву, а Громов, Байдуков и Юмашев до ноября выбирали в Соединенных Штатах нужные для фронта самолеты. Рузвельт дал возможность посмотреть все, кроме одной машины- «летающей крепости», она считалась секретной, потому что на ней стоял прицел «норд амери-кэн».
Это единственное препятствие,- сказал Рузвельт. – Будь я Сталиным, я бы устранил это препятствие за час, но у меня на этот прибор наложен запрет сената, хотя знаю, что немцы прицел у нас выкрали, улучшили и поставили на четырехмоторные «фокке-вульфы», которые бомбят Москву. Слетайте в Лос-Анджелес, посмотрите схемы, привезите свой прицел, и все, что можно, мы для вас сделаем.
В Лос-Анджелесе конструктор прибора сказал летчикам:
Присылайте прицел, мы его переделаем для вас, но раньше чем через полгода не успеем.
Поэтому мы не привезли «крепость», – говорит Байдуков.- Би-25, Би-26, «Киттихавк», «Томогавк», «Эркобру», на которой потом работал Покрышкин, – все привезли.
Байдуков сам испытывал «Кобру» в США и заставил американцев переделать ее с пулеметного на пушечное вооружение.
Вернулись из Америки – немцы под Москвой, самое критическое положение. Доложили Сталину: задание выполнено. Он поблагодарил:
– Ну что, желаю вам удачи и счастливого пути
к своим конструкторам, заводам, вы же заводские летчики, а нам позарез нужна новая техника!
Товарищ Сталин, мы не можем на заводы,- возразил Громов.
Как не можете? Вы же летчики-испытатели!
Кроме того, мы офицеры, командиры, противник рядышком, а мы уедем куда-то в тыл, – добавил Байдуков.
Ну, а что ваш тыл? Летчики-испытатели бьются больше, чем на фронте,- заметил Ворошилов.
Это правильно, процент гибели летчиков-испытателей сейчас очень высок, потому что все время идет новая техника. Но нам совесть не позволяет оставаться в тылу,- сказал Громов.
Сталин посмотрел на летчиков как на чудаков:
Вы что, думаете, армия без вас не обойдется?
Товарищ Сталин, армия без нас обойдется, но мы без армии не можем обойтись,- сказал Байдуков.- К тому ж мы воевали- и басмачей немножко пощупали, и на Финской я, скажем, был.
Сталин смутился, позвонил куда-то и говорит:
Товарищ Громов, вы на дивизию согласны?
– Я не ожидал такого. Это большая честь. Сталин поставил его на дивизию вместо Руденко,
которого повысил.
А вы, товарищ Байдуков, будете комиссаром этой дивизии.
Все, что хотите, товарищ Сталин, но только не это,- встрепенулся Байдуков,- у нас разные характеры, принципиальные расхождения. Мы завтра же переругаемся, и я на него начну строчить письма.
Сталин еще раз позвонил.
А заместителем товарища Громова по летной части? – спросил Сталин Байдукова.
С удовольствием.
Вскоре Громова назначили командующим авиацией Калининского фронта, а Байдуков стал командиром этой дивизии- 1-й смешанной авиационной, ее Руденко пригнал из Читы. Дивизия входила в состав Калининского фронта, который формировался во главе с И. С. Коневым. Когда противник близко по
дошел к Москве, Калининский фронт сыграл свою роль…
– Здесь мне пришлось познакомиться со штурмовиками Ил-2,- говорит Георгий Филиппович.- Не просто полетать, но и побомбить, пострелять, посмотреть, на что способен этот самолет в бою.
Мне говорили о генерале Байдукове как об удивительно храбром летчике на фронте. Будучи командиром дивизии, а затем и корпуса, он, в отличие от многих других военачальников такого ранга, сам летал на боевые задания под фамилией «Иванов». Может, это и не дело командира корпуса, но у летчиков такое весьма ценилось.
Обстановка быстро менялась. Авиационные дивизии то расформировывали, то превращали в ВВС сухопутных армий, как было в гражданскую войну, когда авиацию распределяли по армиям. Дивизия- хозяйство большое. Четыре полка по сорок самолетов в полку.
– Конев меня тогда часто «расстреливал», – вспоминает Байдуков.- Я посмотрел- в одном месте две наших армии могут быть окружены, и тогда положение на Калининском фронте очень осложнится. Я решил в этом котле сделать аэродром. В это время шли дожди, стоянки были до того заболочены, что нужно было класть жерди, чтобы вырулить на центральную часть аэродрома, которая подсыхала на возвышенности. Даже тягачами вытаскивали самолеты из капониров. Начальник штаба полка докладывает: «Требуют вылета штурмовиков». Я спрашиваю: «А как аэродром? Отменить». Последовало второе приказание- от начальника ВВС Калининского фронта Громова. Я говорю: «Отменить!» Тогда сообщают: «Командующий фронтом Конев приказал». Я говорю: «Отменить!»
Все записи переговоров с начальством я держал в кармане, знал – припомнится.
Зимой вызвали на Военный совет фронта. Снега огромной высоты, до Сафонова добирались на «полуторке». Прибыли. Из избы выходит Матвей Захаров, начальник штаба, будущий маршал Советско
го Союза, вытирает кровь из носа: «Ударил, сволочь!»
Что ж такое, Матвей Васильевич, брал Зимний дворец, пистолет на боку висит, ты бы его проучил! – говорит Байдуков.
Тут и его вызвали:
Авиация, заходи!
Байдуков вошел с комиссаром штаба ВВС фронта. Смотрит: школа- не школа, огромный дом. Два стола, стул, на стуле- мундир генерал-полковника. Конев стоит в рубахе. На одном столе- один член Военного совета сидит, на другом – другой.
Здравия желаю!
Садитесь.
Видите ли, я не из магометан, не привык… Как разозлился Конев!
Бары! Этим барам подайте, пожалуйста, кресла, стулья!
