Здравия желаю!
Садитесь.
Видите ли, я не из магометан, не привык… Как разозлился Конев!
Бары! Этим барам подайте, пожалуйста, кресла, стулья!
Когда внесли деревянные стулья, Конев спросил:
Почему вы не разрешили вылетать штурмовикам? – И назвал число.
Очень просто. Мы бы побили самолеты, не нанеся противнику никакого вреда. На взлете многие влетали бы в лес!
Конев посмотрел на комиссара штаба ВВС:
Так что ж ты, б.., мне морочил голову?
А комиссар был на этом аэродроме, – поясняет Байдуков.- И я проделал одну штуку, из-за чего нас на Военный совет и вызвали. Я подумал: не выполнено приказание одно, второе, третье, – и сказал начальнику штаба:
Беру ответственность на себя.
Когда я узнал, что он приезжал в полк штурмовиков, спрашиваю командира полка Филиппова:
Что ты ему сказал? Филиппов отвечает:
Я сказал, что, если было бы приказание твердое, мы бы вылетели.
Я говорю командиру полка:
Заправляйте самолет, полное боевое снаряжение, покажите взлет. Бомбы сбросите в лесу.
Он побледнел, понимает, что не взлетит. Плохо себя почувствовал. Взяли обыкновенного строевого
летчика. Вижу- не оторваться ему. И закатился в лес. Крылья отлетели, а парень цел. И в штаб фронта донесли, что у нас боевого вылета нет, а потеря есть, самолет разбили. Я, конечно, виноват, что избрал такой метод проучить командира полка, чтобы он перед каждым из фронта не вытягивался, а доказывал, можно или нельзя. У меня, например, начальник штаба такой, что застрелить может, если начнешь колебаться.
У Конева гнев пошел на спад.
А что вы смотрите в окно?- спросил Иван Степанович Байдукова.
Мы приехали на «полуторке», боюсь, чтоб ее не сперли.
Какая «полуторка»?
Та, на которой мы приехали. Я у вас единственный командир дивизии, у которого нет машины. Когда стали формировать ВВС фронта, все туда утащили.
Конев повернулся к члену Военного совета:
Ты вчера на чем из Москвы приехал?
На «Форде-восьмерке».
«Форд-восьмерка» как? – спросил Конев у Байдукова.
Знаю по Америке. Хорошая машина.
Берешь?
Беру. Только у меня и шофера нет. Шофер грузовой, с «полуторки».
– Давай ему отдадим и шофера! – решил Конев. Тихо, мирно попрощались. Байдуков вышел последним, не торопясь, и услыхал себе в след:
– Товарищ Байдуков! Повернулся, подошел к Коневу.
Знаешь, что я хочу тебе сказать,- произнес командующий фронтом.- Хоть ты и национальный герой, и у тебя большие заслуги, на фронте тебе скидки никакой не будет!
Господи! – воскликнул Байдуков. – Что вы говорите? Война есть война, а летчики на такой горячей работе, что мы и войны-то не боимся, потому что где-нибудь нас и так придушит аэроплан!
Знай: пощады не будет! – повторил Конев.
Но не на того напал: Байдуков нашелся с ответом:
Я считаю, что в справедливой форме всегда должна быть какая-то оценка: если голову рубить, то начисто или с наклоном небольшим.
О, ты мастер, оказывается! – удивился Конев.
А как же!
Хорошо, хоть по морде не дал, как Захарову, – говорю я Байдукову.
Я бы тогда пистолет вытащил!
…На стенах комнаты, где мы разговариваем, фотографии, связанные с перелетами, американские встречи. Похороны Чкалова. В сильный мороз Молотов и Сталин несут урну. Сталин в шапке с опущенными ушами, в шинели и сапогах, за ним Байдуков в валенках…
Эту комнату я подготовил, чтобы принять здесь американцев. Их сюда не пустили, испугались, что они будут подслушивать. У некоторых в нашем доме есть «вертушки»,- говорил мне Байдуков в 1988 году.- Глупость, конечно…- И продолжил:- В 1987 году мне предложили полететь в США на 50-летие наших перелетов, но маршрут был обычный, туристский, и я отказался. Как это я полечу не через полюс? 50 лет назад мы на том «драндулете» долетели, а сейчас – на современном лайнере – мне говорят: «Опасно!»
Я вспомнил, как Байдукову поручили внести в зал знамя Комсомола во время приветствия XXVI съезду партии. Пригласили на репетицию. Он пронес знамя, но организаторам что-то не понравилось, попросили повторить.
Да пошли вы к е… матери! – в сердцах произнес Георгий Филиппович.- Я через Северный полюс перелетал, а тут я ваше знамя не пронесу?
…После войны Байдуков работал начальником Главного управления ГВФ.
Мой предшественник,- говорит он,- маршал авиации Астахов, сказал мне: «Вот как разобьется у тебя 180 человек, снимут». Наверно, у него так было. Меня снимал Берия. Видимо, была его очередь вести заседание Политбюро. Передо мной снимали министра морского флота – фамилии не помню, высокий, представительный мужчина.
Ты колымскую пыль глотал? – обратился к нему Берия. – Я тебя спрашиваю, ты колымскую пыль глотал?
Министру стало плохо, и его вынесли к врачам. Тут Берия обратился ко мне:
До каких пор мы будем летать за границу на иностранных самолетах?
Я ответил, что мы летаем на американских «Дугласах» и Си47?, потому что у них ресурс мотора 1500 часов, а у нашего Ил-12 только 70 часов. Есть разница? Потом, когда на ильюшинской машине увеличили ресурс двигателя, дело пошло… Да и аэродромное наше оборудование, говорю Берии. Прилетел я в свой родной Омск, а там аэродром занесло снегом, никуда не вылетишь. Застрял там А. И. Микоян. Ему надо в Хабаровск. Я-то, конечно, туда долетел, мы с Чкаловым и без посадки дальше долетали…
А стюардесс у нас я завел, когда был начальником ГВФ. Увидел в Америке – понравилось.
Предложил на заседании Политбюро. Ворошилов глуховатый был, спрашивает: «Это что, б.., что ли?»
…Смотрю на цветной снимок на стене. Байдуков у биплана на зеленой траве рядом с американским фермером.
Это в последний мой приезд в Америку, – говорит Георгий Филиппович.- Вот довелось полетать.
Сами летали?
Конечно сам. У нас это невозможно, а там – пожалуйста. Несмотря на то, что мне уж почти 80 лет было.
Представляю, как гордится тот фермер, что на его самолете летал сам «коу пайлот Байдукофф»!
…В последний раз я был в этой комнате на Сивцевом Вражке 2 марта 1994 года.
Американцы предлагают мне продать им квартиру – несколько раз уже предлагали, – говорит Георгий Филиппович. – А мне не до того.
Что ж вы расхворались,- такой орел!
Был орел, стал курицей.
Он сидел в своем кабинете – темные брюки, шерстяная темная рубаха, зеленые подтяжки. Постарел со времени нашей последней встречи, показался ниже ростом. Но глаза – тот же взгляд, острый, летный, у летчиков глаза особые… Тот же шрам на лбу…
Я подарил Георгию Филипповичу свои «Сто сорок бесед с Молотовым». Он вспомнил, что встречал меня с Молотовым в лесу возле Жуковки. В книге есть об этом:
«Гуляем. Навстречу по лесной дорожке быстро идет человек в короткополой шляпе, старом коричневом костюме, темно-красном галстуке. Замедлил ход, остановился, поздоровался. Байдуков!
