Ознакомительная версия.
Между тем возник очередной конфликт. Бывшие ГИРД и ГДЛ, несмотря на объединение, по-прежнему соперничали между собой. Они представляли два разных направления в ракетных двигателях. Гирдовцы – Тихонравов, Душкин и Костиков – работали с жидким кислородом, Глушко из бывшего ГДЛ работал с азотной кислотой и ее производными. Каждый из соперников считал лучшим «свой» окислитель.
Королёв начинал работать с кислородом. На кислороде взлетели ракеты Тихонравова и Цандера. «216» тоже взлетела на кислороде. Но что это были за полеты – носом в землю… Двигатели Глушко работали лучше. Спорить было не о чем. Выбирая двигатель Глушко, Королёв продолжал поддерживать направление Тихонравова, Стеняева, Душкина. Он считал, что нельзя отказываться от жидкого кислорода из-за неудач.
Сергея Павловича не смущало, что его считали ренегатом. Он часто беседует, прогуливается с Глушко. Ракета должна быть новой – не поправленный вариант «216», а другой, отличной от всех предыдущих ракет, чтобы не повторялась где-то вкравшаяся ошибка. Задачу, поставленную перед предыдущими ракетами – управляемость в полете, – для новой ракеты Королёв не отменял. Ведущим конструктором по новой ракете Королёв назначил молодого ленинградского инженера Бориса Раушенбаха.
Раушенбах был моложе Королёва на восемь лет. Так же, как и Сергей Павлович, он был очарован авиацией с детства: у Королёва интерес к авиации проснулся с полета Уточкина, Раушенбаху отец когда-то выписал журнал «Самолет». И Королёв, и Раушенбах строили планеры. Внимание обоих в свое время привлекли бесхвостки Черановского. Но Раушенбаха, в отличие от Королёва, интересовало в бесхвостке совсем другое – почему она не переворачивается в воздухе? Сергею Павловичу нужен был человек, увлеченный проблемами устойчивости и управления ракет. Он нашел Раушенбаха.
Королёв жил ракетами. Естественно, он хотел, чтобы важностью дела его жизни прониклись и остальные. Рассказать, что собой представляют ракеты, объяснить их возможности – нужен журналист, который бы мог толково написать об этом. Королёв знал, что и как надо рассказывать. Вот если бы записали с его слов. Однажды он понял, что если знает, что и как надо рассказывать о ракетах, то и писать о них надо самому.
Журналист нашелся – Евгений Бурче, давнишний знакомый по Коктебелю, летчик. Королёв написал небольшую, в пять авторских листов, книжку «Ракетный полет в стратосферу». Евгений Бурче редактировал ее в Воениздате. Книга была издана весной 1935 года. Она понравилась Циолковскому, ее отметили в журнале «Самолет». Однако в РНИИ к книге отнеслись иначе. На одном из собраний Андрей Григорьевич Костиков, активно поддерживавший во всем Клейменова, поднял вопрос о том, что в ней есть иллюстрация летящего ракетоплана. На самом деле ракетоплан ни разу не летал. В книге действительно были помещены две фотографии, на одной из которых запечатлен взлет ракетного планера, на второй – ракетоплан в полете. Это был фотомонтаж, который сделали Королёв и Бурче. Видимо, им очень хотелось, чтобы ракетоплан все-таки летал. Или же Королёв так сильно верил, что ракетоплан действительно полетит в скором будущем, и хорошо представлял, как это будет выглядеть, что решил с помощью этого фотомонтажа опередить события.
Ракетоплана еще нет, но Королёв в курсе работы конструктора Черановского, занимавшегося высотным скафандром. Более того, Сергей Павлович считает, что у скафандра должен быть гермошлем, как у водолаза, и электрообогрев. Будущий ракетоплан – вот о чем думал Королёв, когда обсуждал в Военно-воздушной академии конструкцию патронов с перекисью натрия для регенерации воздуха и систему дополнительного обогрева кабины машины для полетов в стратосфере.
Но своими силами ракетоплан не построишь. Каким-то образом надо было включить его в план работ института. И Королёв кому-то доказывает, кого-то уговаривает, кому-то внушает мысль о том, что над ракетопланом необходимо работать. Сила убеждения этого человека была такова, что члены техсовета согласились заслушать его доклад «Эскизный проект ракетоплана с ракетным двигателем (объект 218)» и даже утвердили его. Королёв не остановился на достигнутом. Он составил программу испытаний.
Если не получается добиться желаемого напрямую, надо действовать хитростью. Чтобы ракетоплан не остался на бумаге в решении техсовета, Королёв требует дополнить пункт об утверждении эскизного проекта программой испытаний. Если будут испытания, значит, машину построят. Для пущей важности, в этой программе Сергей Павлович назвал ракетоплан «ракетопланом-лабораторией» и присвоил ему индекс «218-1». Это автоматически означало, что за первой моделью последуют другие. И 16 июня 1936 года на заседании техсовета Королёв добился своего.
* * *
Еще в начале 1935 года в РНИИ Сергею Павловичу выделили комнату. До этого времени они с женой жили в квартире на Октябрьской улице, вместе с матерью и отчимом. Двум семьям там было тесновато. Наконец-то у Королёва появилось свое жилье. Дом, где выделили комнату, находился рядом с катком «Динамо».
Первое, что увидели Ксения и Сергей, когда вошли – темный захламленный коридор, уставленный сундуками. На стенах висели оцинкованные корыта, стиральные доски и велосипеды. Столы на общей кухне были заставлены керосинками, примусами и кастрюлями. Смешавшиеся запахи табачного дыма, щей и вываренного белья проникали в каждую щель. За дверью не скрыться от визга детей и громких голосов соседей. Вся жизнь – на глазах чужих людей. Сергей Павлович и Ксения переночевали в этой комнате несколько раз и вернулись на Октябрьскую. Королёву нужна была тишина, чтобы работать по вечерам, Ксения ждала ребенка и оставаться одна в коммунальной квартире среди скандалов соседей и грохота кастрюль просто боялась.
Королёв надеялся, что жена родит ему дочь – даже имя для девочки придумал в Исарах (Крым), куда ездил по путевке в санаторий в октябре 1934 года. Это был привилегированный санаторий для начсостава Главного управления Гражданского воздушного флота. О путевке для Королёва позаботился Тухачевский. Санаторий был расположен неподалеку от развалин старинной генуэзской крепости и водопада Учан-Су. Вокруг горы, сосновые леса. В октябре отдыхающих было человек десять-двенадцать – не больше. Всех разместили в одном двухэтажном коттедже. Образовался тесный, маленький мирок. Отдыхающие гуляли в округе, лазали по горам, по вечерам слушали патефон, танцевали. Сергею Павловичу все это очень быстро надоело. Особенно досаждали ему пустые, ничего не значащие разговоры о красотах природы. Он брал малокалиберную винтовку и уходил стрелять. Это как-то его отвлекало. Отдыхающих возили машиной на пляж в Ялту. Но море было уже холодным для купания. Кухня в Исарах была замечательная, к обеду всегда подавали сухое вино «Мысхако». Отдыхающие были настроены благодушно, и только Королёва все раздражало: и жизнерадостные соседи по коттеджу, и танцы под патефон, и «Мысхако», и стрельба, и беременная жена. Он нервничал без работы, ракетоплан словно звал его.
Ознакомительная версия.
