Более обиженным природой оказался впавший в ярость служащий, с которым плохо обошелся его наниматель. Под гипнозом Зигмунд заставил пациента рассказать о случившемся. Больной вновь пережил болезненный для него эпизод, когда наниматель не только оскорбил его, но и ударил тростью. Зигмунд пытался сгладить эмоции, но через несколько дней пациент пришел после очередного сильного приступа. На этот раз Зигмунд узнал под гипнозом от пациента, что служащий возбудил судебное дело, обвинив нанимателя в плохом обращении с ним. Он проиграл иск. Огорчение от поражения вызвало у него неконтролируемые приступы ярости, а затем и коллапс. Зигмунд не мог вылечить пациента, тот был слишком стар, а чувство несправедливости слишком укоренилось; пришлось довольствоваться ослаблением остроты приступов.
Со временем небольшая группа врачей–единомышленников постепенно сформировалась в своего рода субботний клуб: Зигмунд, Иосиф Панет, Оскар Рие, Леопольд Кё–нигштейн, Оберштейнер, а иногда Йозеф Брейер, Флейшль. Они играли в карты до часа ночи, особенно когда встречались у Панета, не любившего расставаться с друзьями. Флейшль был не особенно здоров и не выходил из дома, а приглашал друзей к себе, когда наступала его очередь. У Зигмунда друзья играли за обеденным столом. В комнате, обставленной тяжелой деревянной мебелью, обитой кожей, плавал сизый дым от сигар. В полночь Марта, как и другие жены, приносила горячие сосиски с горчицей или хреном и венские булочки. Это было время товарищества, обмена новостями и слухами, рассказов о книгах, пьесах, музыке. Однажды в майскую ночь, когда они уходили от Панетов, Марта спросила:
– Зиг, разумно ли Иосифу засиживаться так поздно?
– Да, пока он остается веселым, таким, каким ты видела его сегодня. Врачи говорят, что в легких у него есть пара затемненных очагов, но они вроде бы не увеличиваются.
Зима оказалась пронзительно–холодной. Зигмунд уговаривал своего друга поехать на два–три месяца в теплые страны. Иосиф ответил своим мягким голосом:
– Зиг, я не могу оставить Экснера и лабораторию физиологии. Как я могу сидеть где–то сложа руки? Разве это не форма умирания?
– Нет, это форма спячки. Когда твои легкие поправятся, ты сможешь работать тринадцать месяцев в году.
Затем Иосиф простудился во время снежной бури; на следующий день в окружении врачей–друзей, уже бессильных ему помочь, он умер от двустороннего воспаления легких. Возможно, из–за своей деликатности, а может быть, из–за щедрости Иосиф слыл любимцем группы. Для Зигмунда потеря Иосифа Панета, его компаньона в годы учебы в клинической школе, была особенно ощутимой. Без «фонда Фрейда», учрежденного Иосифом и Софией с капиталом в тысячу пятьсот гульденов, он не смог бы принять субсидию университета для поездки за рубеж.
В сумеречный день с туманом и мелким дождем друзья похоронили Иосифа на Центральном кладбище, шепча молитву у края могилы. Профессор Брюкке, хотя и сам был нездоров, пришел на кладбище в сопровождении Экснера и изможденного Флейшля. Затем они посетили дом покойного, беседовали с вдовой, в то время как горничная разносила кофе и кексы. Зигмунд и Марта возвращались домой в экипаже с горестным чувством, прижавшись друг к другу.
К нему привели молодую, счастливую в браке женщину, которая в детстве часто ощущала по утрам оцепенение, при этом у нее отвердевали конечности, не закрывался рот и высовывался язык. Такие приступы возобновились. Когда молодая женщина не поддалась гипнозу, Зигмунд предложил ей рассказать историю своего детства. Она говорила о своей комнате, своих дедах и бабушках, живших с ними, о любимой гувернантке. Однако извлечь что–либо нужное из полученного материала Зигмунд не мог. На помощь ему пришел старый врач, который одно время лечил семью. Врач обнаружил чрезмерную привязанность гувернантки к девочке и просил бабушку понаблюдать за ними. Бабушка сообщила, что гувернантка имела обыкновение посещать девочку, когда та ложилась спать, и оставалась с ней всю ночь, тогда как вся остальная семья уходила на покой. По всей видимости, она растлила девочку. Гувернантку тут же уволили. Зигмунд поблагодарил старика за подсказанный ключ к разгадке. Удивленный врач спросил:
– Как же вы будете действовать теперь?
– Думаю, есть только один путь – сказать ей правду. Этот эпизод, значение которого она не понимала как ребенок, глубоко запал в ее подсознание; она сама не сможет избавиться от него. Приступы будут продолжаться многие годы. Если я объясню, каким образом память об этом перешла в подсознание, и расскажу, что воспоминания продолжают отравлять ей жизнь, она, я думаю, поймет, что стала жертвой. Если даже приступ повторится, то она будет, по меньшей мере, знать его причину и получит возможность с ним бороться.
Молодая женщина выслушала сказанное ей без видимого эмоционального потрясения. Несколько месяцев спустя домашний врач сообщил, что здоровье ее улучшилось. Этот случай укрепил растущую уверенность Зигмунда в том, что детские впечатления, даже если они не были доступны пониманию ребенка в тот момент, оставляют глубокий след в подсознании. В любой момент в последующие годы шрам может нагноиться и тем самым нанести ущерб в остальном здоровому организму. Он считал, что понимание такой вероятности бесценно для врача. Сам же он задавал себе вопрос, почему приступы возобновляются через определенное время.
Полностью успешным оказалось лечение тридцатилетнего мужчины. Поначалу Зигмунд ничего не добился в своей приемной и счел за лучшее отправить его в санаторий. Пробыв неделю в санатории, мужчина стал, к удивлению Зигмунда, поправляться, тик лица и заикание исчезли, он охотно ел и крепко спал, у него восстановилась способность сосредоточиваться, из–за утраты которой он лишился ответственного положения в одном из венских банков. Зигмунд посещал больного раз в неделю и по прошествии трех месяцев высказал мысль, что он может вернуться домой. Пациент категорически отказался уезжать из санатория, бурно протестовал по поводу совета. Поскольку семья жила в достатке, мужчина остался в санатории. Через полгода он пришел в приемную Зигмунда. Когда он вошел в кабинет, Зигмунд сказал:
– Вы величайшее ходячее свидетельство, которое когда–либо имел врач в этом городе. Что вы сделали, чтобы добиться столь полного излечения?
Мужчина ответил, подмигнув:
– Лекарство находилось за соседней дверью: привлекательная пациентка. К концу первой недели мы вступили в половые сношения и предавались этому каждую ночь.
Это был самый замечательный период в моей жизни. Она выписалась всего два дня назад. Я часто думал, что и она ваш пациент, что у нее свои трудности и вы умышленно поместили нас рядом.
